Петр Гулак-Артемовский. Желая плакать, я смешу других
Родовым гербом писателя, ученого и переводчика Петра Петровича Гулака-Артемовского был лук. Более полувека этот автор точно направлял свои стрелы в цель – как самобытный украинский поэт, как неутомимый педагог, как талантливый переводчик-энциклопедист. Поэтому в истории украинской литературы значение П. П. Гулака-Артемовского определяется его родословной с яркими предшественниками: Сковорода, Котляревский.
 |
Как наследник, тот автор, используя уже проверенные формы – притчу и басню, и лично освоенные методы – травестию и бурлеск, ввел в национальную литературу ряд новых жанров: басни, в частности басню-сказку и басню-поговорку, а также романтические баллады, притчи, послания. Это во-первых.
Во-вторых, Гулак-Артемовский как бы подключил современную ему украинскую литературу к европейскому культурному контексту. Его перевод с польского языка известной баллады “Твардовский”, напечатанный в 1827 г. в журнале “Вестник Европы”, сам автор, Адам Мицкевич (Adam Bernard Mickiewicz; 1798-1855), сильно хвалил и, не жалея собственного литературного гонора, почтительно засвидетельствовал: малороссийский перевод выше юмористического оригинала “Pani Twardowska” (“Пани Твардовска”; 1822).
Когда предшественники вручают тебе лук, негоже болтать, что не хватает стрел.
* * *
 |
В бедной семье сельского священника, седьмым ребенком, на хуторе Гулаковщина Черкасского уезда Киевского воеводства (ныне – в составе города Городище Черкасской области) 16 (27) января 1790 г. родился будущий поэт, ученый и переводчик Петр Петрович Гулак-Артемовский. Рассказывают, что обедневшие дворянские роды Гулаки и Гулаки-Артемовские являются прямыми потомками генерального обозного (1669-1675) Войска Запорожского (1669-1674), наказного полковника Ивана Гулака (1629-1682), который при гетманстве Петра Дорошенко отвечал за боеспособность войска и его материальное обеспечение. Но то было в другое, славное время козачества.
Итак, еще в XVII веке один из представителей родовода - Патрикий Гулак (по одной из версий – гуляка) поселился в городе Городище, в котором владел небольшим хутором Гулаковщина на 36 десятин земли. Это землевладение и унаследовал его сын, Петр Патрикеевич Гулак. Нет, не продолжил он династию военных, а служил Слову Господню -был священником Городищенской церкви Покрова Божией Матери, построенной в 1742 г.
Женился православный поп на красивой полячке Ульяне Михайловне Артемовской (1748-1802); чтобы жить в христианской любви и семейном согласии, фамилию жены добавил к своей. Случалось, в любви жили потомки свободолюбивого козачества и гоноровой шляхты. Вот таким образом и родилась новая двойная фамилия рода Гулаков-Артемовских.
* * *
В 1801-1803 гг. Петр учился в Киевской духовной академии, где при тогдашних порядках, вместе с высшим образованием, шпудеи получали и начальное образование. Тогда это было единственное учебное заведение на Левобережной Украине.
Киевская духовная академия и Братский монастырь, 1911 г.
Семью обседала нищета, один из исследователей утверждает: в молодости Петр питался на рынках остатками чумацких обедов, а заплаты на штанах младшее из поповской семьи дитя пришпиливало елочными иголками. Не ради рафтинга или, не приведи Господи, дауншифтинга, а просто на каникулы, домой, студент отправлялся на плотах, сплавляясь вниз по Днепру.
Закончить учебу юноше не повезло – в академии удалось прослушать только семинарский курс. Поговаривают, произошло это из-за смерти любимой девушки. Потому что полюбили друг друга молодая киевлянка и иерейский сын, однако родители девушки были категорически против. От отчаяния нежная роза на глазах увяла, а Петр, не доучившись, бросил бурсу. В молодости подобные истории не просто влияют на нрав, а переиначивают характер.
Даже через полтора десятилетия фантомная боль не прошла, а продолжала блуждать по изгоревавшемуся сердцу. Именно поэтому эпиграфом к собственной басне “Тюхтій та Чванько" (1819) Петр Гулак-Артемовский собственноручно вывел горькие слова:
- Мої дні – це тканина з чудних контрастів: я живу плачучи, я плачу сміючись. Кохання – ці солодкі чари для багатьох сердець – для мого серця було джерелом болю та сліз. Щоби полегшити долю і пекучі жалі, зітхаючи, я пишу кумедні вірші. Яка ж бо смішна наша доля! Бажаючи плакати, я смішу інших.
* * *
После преждевременной смерти матери, поселившись в Бердичеве, бывший семинарист преподавал в частных пансионах Житомирского уезда детям местных помещиков, учительствовал в домах польской шляхты, среди прочего – и в Антонинах (прежнее название – Голодьки, Холодьки, Холодки, Холодиковцы) Волынской губернии, имении князей Сангушко. Чтобы не походить на местных неучей, Петр Гулак-Артемовский ревностно занимался самообразованием. Изучив прекрасно латынь и в совершенстве владея французским и польским языками, он приобрел основательные знания в общеобразовательных науках, особенно – исторических и словесных.
Имение князей Сангушко
Из первых поэтических попыток сохранились только две стихотворные строки (1813) в переводе на русский язык комической поэмы “Налой” (фр. “Le Lutrin”; “Аналой” или: “Аналогий”, 1674-1683) теоретика европейского классицизма, французского поэта Никола Буало (Nicolas Boileau-Despréaux;1636-1711). К сожалению, в 1826 г. пародийный перевод той антиклерикальной поэмы переводчик уничтожил.
Стрела любознательности неслась дальше. В 1817 г. юноша перебрался в Харьков, где поступил вольнослушателем на словесный факультет Императорского университета. Благодаря покровительству первого попечителя Харьковского учебного округа графа Северина Осиповича Потоцкого (1762-1829), Совет университета утвердил способного юношу лектором кафедры польского языка, основанной по... его же инициативе.
* * *
Почти одновременно с посвящением себя научной деятельности в Харьковском университете, П. П. Гулак-Артемовский начал распахивать педагогическую ниву в Харьковском институте благородных девиц, устроившись туда в 1818 г. учителем французского языка. Даже трудно понять в наше меркантильное время подобные поступки, однако первые 13 лет Петр Петрович занимал обе должности... безоплатно, поскольку работал на добровольных началах (!!!) и с огромным воодушевлением. Вплоть до 1831 г.
Чем он отличался от остальных преподавателей?
Простотой, отсутствием арогантности и напыщенности.
Несмотря на то, что попечительницей Харьковского института благородных девиц была императрица Мария Федоровна, порой Петр мог умышленно прийти в alma mater в простой свите. Или по-мужицки небритым.
Однако непременно опрятным и подготовленным к объявленной заранее теме.
Быстро Гулак-Артемовский подружился в Харькове и поддерживал дружеские отношения с активным просвитянином Григорием Квиткой-Основьяненко (1778-1843), литературоведом Розумником Гонорским (1791-1819), театральным критиком Евграфом Филомафитским (1790-1831) – тремя издателями первого общественно-научного и литературного журнала “Украинский вестник” и другими известными украинофилами. С тех пор частенько фамилия П. П. Гулака-Артемовского появлялась на страницах демократического журнала, где Петр Петрович выступал с переводами и оригинальными произведениями.
* * *
Первое оригинальное стихотворение, написанное на украинском языке – “Справжня добрість” – было создано 17 сентября 1817 г. и имело игривое жанровое определение “Писулька до Грицька Прокази”. Язвительный гротеск на темы российской великодержавной истории, словно литературный манифест, начинался так:
 |
- Хто Добрість, Грицьку, нам намалював плаксиву, / Понуру, мов чернець турецький, і сопливу, / Той бісів син, коли не москаля підвіз, / Той Добрості не зна, не бачив і не чує. / Не пензлем той її, але квачем малює, / Той Добрість обікрав. Не любить Добрість сліз, / Вона на всіх глядить так гарно й веселенько, / Як дівка, од свого ідучи панотця / До церкви – до вінця, / Глядить на парубка, мов ясочка, пильненько. / Не квасить Добрість губ, бо із її очей / Палає ласка до людей. / Вона регоче там, де і другі регочуть, / Сокоче без брехні, де і другі сокочуть, / І не цурається гульні і вечорниць, / Чорнявеньких дівчат і круглих молодиць. / Вона й до милого пригорнеться поволі, / Та ба! та не дає рукам, як кажуть, волі…
 |
В своем №12 журнал “Украинский вестник” в конце 1818 г. впервые напечатал авторскую басню-“сказку” – “Пан та Собака”. Петр Гулак-Артемовский создал ее по фабуле четырехстрочной басни “Pan і Pies” польского поэта и философа Игнация Красицкого (Ignacy Krasicki; 1735-1801) и отдельных эпизодов другого его произведения – сатиры “Pan niewart slugi” (“Господин, недостойный слуги”). Вот оригинал на польском:
- Pies szczekał na złodzieja, calą noc się trudził; / Obili go nazajutrz, że pana obudził. / Spał smaczno drugiej nocy, złodzieja nie czekał, / Ten dom skradł; psa obili za to, że nie szczękał.
Поскольку та "сказка", импортированная 28-летним Гулаком-Артемовским из Европы, в свое время сыграла важную роль в становлении самого жанра басни в Украине, чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, приведу оригинал. Тем более, что украинский перевод ”Pan і Pies“ выполнил сам лидер ”неоклассиков" Николай Зеров (1890-1937):
- Вірний пес стеріг господи, цілу ніч брехав, / А на ранок пса побили: спати не давав! / Другу ніч проспав, як мертвий; в дім забрався злодій; / А на ранок пса побили, щоб стеріг господи.
* * *
 |
Так в изложении Петра Гулака-Артемовского с польского языка родилась, по сути, первая украинская литературная (стихотворная) басня, сознательно выписанная с ориентацией на фольклор, на живую разговорную речь. Творческий эмбрион в форме фабульной катрены польского поэта разрастается до украинской поэмы на 183 строки, одетой в красные шаровары и украшенную колоритными деталями вышиванку.
Вот всем известный запев:
- На землю злізла ніч... Нігде ані шиширхне; / Хіба то декуди скрізь сон що-небудь пирхне, / Хоч в око стрель тобі, так темно надворі. / Уклався місяць спать, нема ані зорі, / І ледве, крадькома, яка маленька зірка / З-за хмари вигляне, неначе миш з засіка. / І небо, і земля – усе одпочива, / Все ніч під чорною запаскою хова. / Один Рябко, один, як палець, не дрімає, / Худобу панську, мов брат рідний, доглядає..
Уверен, что 50-летний отставной майор, а с недавних пор директор Полтавского театра Иван Петрович Котляревский (1769-1838) с его перелицованной “Энеидой” аж расплылся в дружелюбной улыбке – своему наследнику должен был аплодировать стоя. Как это было по-украински, когда бурлеск переодевается в гротеск, а коллизия пестрит вульгаризмами и просторечиями, когда персонажи определенно абстрактны, потому что до узнаваемого живы. Так и раздается со всех сторон:
- Так це ж у сусідів наших ота пригода сталася!
* * *
 |
Потомок знатного, хоть и обедневшего рода из герба Рогаля Игнаций Красицкий был известен своей яркой поэзией. Недаром ведь современники наделили литератора почетным званием Князя поэтов. Философское осмысление небольшого события, драматургия малых форм произвели впечатление на Петра Гулака-Артемовского. Украинскому последователю понравились местами иронические, а местами комические стихи, остроумно составленные на темы из прошлого и настоящего Речи Посполитой. АнтиДОТ действенный и чувствительный как против украинского напыщенного панства.
Вот, для примера, образец авторской октавы из комической поэмы “Myszeidy” (“Мишейди”), в которой наиболее полно церковный сановник, поэт и родоначальник польского романа Игнаций Красицкий изложил апологию басни. В переводе она выглядит так:
- Басня стократно усиливает мораль. Может, поэтому баснописец Эзоп всячески сопротивлялся и отвергал притчи. Вкусный это фрукт, хотя и не по нраву всем. Если он только ласкает уши, и не поучает, тогда басня – не ученье свет, а холодная луна, которая светит лишь баснописцу, а читателя не согревает.
Рельефные сцены тогдашней жизни в забавных формах зоологической травестии не переставали волновать. Вдохновившись баснями-эпиграммами Игнация Красицкого, украинец пошел дальше. Исследовать мир лжи легко, когда у тебя есть хирургически острый инструмент: сатира. Ну и кто упрекнет, что затронутые польским Князем поэтов темы не касаются Украины? Главное было поймать, как говорят джазмены, feeling.
Дальше было дело техники. Как по мне, мигрирующие сюжеты в мировой литературе похожи на джазовые стандарты, и только от солиста зависит, как именно и в какой тональности ты исполнишь “Одиссею” или “Summertime”. Отделим зерна от плевел.
* * *
 |
Вдохновение накатывает волнами. За один день, 1 декабря 1820 г., автор создал цикл басен-“поговорок”: “Дурень і Розумний”, “Цікавий і Мовчун”, “Лікар і Здоров'я”. Переводы произведений Игнация Красицкого были обозначены максимальной приближенностью к оригиналу: как лаконичной манерой, так и поэтической формой.
Вот, смотрите сами. Оригинал – “Mądry i Głupi”, и перевод:
- Pytał głupi mądrego: – Na co rozum zda się? / Mądry milczał: gdy coraz bardziej naprzykrza się. / Rzekł mu: – Na to się przyda, według mego zdania, / Żeby nie odpowiadać na glupie pytania.
- На що, до халепи, той розум людям здався? – / Раз Дурень здуру – бовть! – Розумного питався. / – На те, – озвався сей, – коли кортить вже знать, / Щоб дурням на сей спрос цур дурнів відвічать.
Не знаю, как у вас, у меня впечатление, что это не Петр Гулак-Артемовский искал собственный стиль, это новейшая литература Украины наощупь определялась с дальнейшими путями. Будто бы продолжался какой-то период количественного накопления европейских знаний и умений, чтобы стал возможным прорыв – качественный, уже не бурлескный, не перелицованный, а самобытный, самостоятельный, суверенный.
Словно чувствуя неудержимый просветительский прогресс 30-летнего преподавателя, Совет Харьковского университета, особенно после внезапной смерти ординарного профессора-энциклопедиста Гавриила Петровича Успенского 10 мая 1820 г., кроме польского языка поручил Петру Петровичу Гулаку-Артемовскому преподавать студентам русскую историю, географию и статистику. Есть свидетельства, что это был прирожденный лектор, который не признавал тогдашних канонов, а рассказывал простые исторические или филологические истины так, что хотелось слушать с утра до ночи.
В течение одного месяца, в октябре 1820 г., молодой педагог сдал два экзамена – кандидатский и магистерский, а в 1821 г. получил степень магистра словесных наук, защитив диссертацию "О пользе истории в целом и преимущественно отечественной и о способе преподавания последней".
Труд на ниве добродетельного просвещения стал для него опиумом. В январе 1823 г. П. П. Гулак-Артемовский возглавил кафедру русской истории и статистики, которой руководил до 1849 г., сначала как адъюнкт, потому что только в 1826 г. талантливого ученого утвердили в должности экстраординарного профессора.
В начале 1827 г. преподавателя повысили до инспектора Харьковского института благородных девиц, а 1 сентября того же года профессор Гулак-Артемовский на латыни произнес на университетском акте речь “De experiendis quibusdam antiquitatis slavonicae modis” (“Из опыта переводов некоторых славянских древностей”), которая привлекла внимание к исследователю даже столичных коллег.
Опыт историка и литератора сказался, и 12 января 1828 г. Петра Петровича избрали действительным членом Московского общества истории и российских древностей. 19 сентября 1828 г. П. П. Гулак-Артемовский стал ординарным профессором.
Таков этот мир: не каждому везет вовремя проститься со Славой и земными почестями, чтобы остаться собой. Горькое это искусство - вовремя уйти, когда ты постоянно в поле зрения.
* * *
Почему? Потому что тогда настало его время - начался самый плодотворный год. После длительной паузы, с 29 октября по 2 ноября 1827 поэт записал еще три авторские басни: “Батько та Син”, “Рибка”, “Дві пташки в клітці”, также связанные с творческим наследием Игнация Красицкого. Вроде бы и фабула польского Князя иронии сохранялась, но в национальных мизансценах сюжет украсил украинский флер. Исчез бытовой эпос, излишняя детализация, словно автор определился с новыми ориентирами: конфликт на сцене театрализованной драматургии.
Вашему вниманию “Батько та Син”, чем не быль из соседнего микрорайона?
- “Ей, Хведьку, вчись! Ей, схаменись! – / Так панотець казав своїй дитині: – / Шануйсь, бо, далебі, колись / Тому, мну, здо, тло – спишу на спині!” / Хведько не вчивсь – і скоштовав / Березової кашки, / Та вп’ять не вчивсь і пустовав – / Побив шибки і пляшки; / І, щоб не скоштовать од батька різочок, / Він різку впер в огонь та й заховавсь в куток. / Аж батько за чуб – хіп! – і, не знайшовши різки, / Дрючком Хведька разів із шість оперезав!.. / Тоді Хведько скрізь слізки / Так батькові сказав: / “Коли б було знаття, що гаспидська дрючина / Так дуже дошкуля, то, песька я дитина, / Коли б я так робив: / Я б впер дрючок в огонь, а різки б не палив!”
Лирическое отступление. Помню, как в пятом классе, когда советским школьникам начинали преподавать английский язык, произошла в моем классе похожая ситуация. Был у меня одноклассник - такой себе молчун и добряк Федя В., который мог за маленькую перемену съесть полбатона с полуметром колбасы. Итак, мизансцена. Продолжается урок иностранного языка.
Учительница решила шлифовать произношение, предлагая отвечать на вопросы:
- Кого из зверей я видел в лесу?
Дошла очередь до одноклассника, тот - внимание! - вторую четверть учится в городской школе:
- Федя, продолжай. I see a fox in the forest…
- Ай си е хвокс ин зе хворост.
- Нет, Федор. Вот слушай: - I see a fox in the forest…
- Ай си е хвокс ин зе хворост.
- Ладно. Садись, Хведя, хвеноменально.
* * *
Итак, в украинскую литературу под руководством Петра Гулака-Артемовского ступило трио “Батько та Син” – “Рибка” – “Дві пташки в клітці”, по форме – так называемая “лафонтеновская басня”, которая в тогдашней Европе органично сочетала традиционную аллегорию, мигрирующий сюжет, коллизию, соответствующую современности, и национальную принадлежность персонажей. Все как и подобает эпохе Просвещения: поучения – элегантнее, живость – отчетливее.
Опираясь на литературные образцы предшественников в украинском и мировом баснописании и на фольклорные традиции, П. П. Гулак-Артемовский писал оригинальные, самобытные стихи, идя от просторной басни-“сказки” через басню-“поговорку” к собственно басне, с которой впоследствии успешно выступили в украинской литературе Евгений Гребинка и Леонид Глебов. Младшие пошли дальше.
Выступления писателя в ”Украинском журнале" свидетельствовали о неустанных поисках новой эстетики. Кроме двух стихов “Чаяние души христианской” и перевода отрывка из поэмы “Суд Любуши” – “Царский стол (Древнее чешское предание)”, Петр Петрович опубликовал и переводные статьи “О поэзии и красноречии”, “О поэзии и красноречии на Востоке” (продолжение первой) и “О поэзии и красноречии у древних и в особенности – у греков и римлян”.
* * *
 |
С 31 января 1828 г. по 27 июля 1828 г. П. П. Гулак-Артемовский, кроме основного предмета – русской истории – читал лекции по эстетике, истории русской словесности и сравнительному обзору славянских языков. По воспоминаниям тогдашнего студента Харьковского университета Измаила Ивановича Срезневского (1812-1880), в будущем – известного филолога-слависта, этнографа, палеографа – Петр Петрович был его первым научным руководителем в изучении славянской старины.
Свободно владея основными европейскими языками, Гулак-Артемовский создал совершенные переводы и свободные изложения из Библии, Горация, Жана-Жака Руссо, Гете, Джона Мильтона, Жана-Батиста Расина, Проспера Кребийона, Жана Делиля и других. Не забыли это его:
- Мої дні – це тканина з чудних контрастів: я живу плачучи, я плачу сміючись…
Еще подростком, в 11 лет, Петр остался без отца, а в 12 – и без матери, которую Господь забрал в 54 года.
В 1803-м Старуха с косой бездушно забрала его первую любовь.
Когда наконец зажила рана, в середине 1820-х гг. он женился на милой француженке Луизе, которая родила мужу двух сыновей – Клеоника, в будущем прокурора в Кишиневе и искусного скрипача, а также Иосифа, который стал агрономом. Но через некоторое время его первая жена от простуды преждевременно ушла в мир иной.
Страдания продолжались до тех пор, пока ординарный профессор, который сам воспитывал двух сыновей, не встретил работящую бедную красавицу Елизавету Федоровну Панютину, которая в 1834-1848 гг. родила одиннадцать детей. Однако 19 июля 1833 года смерть пришла за его двухлетней дочерью Платонидой.
Он снова тяжело приходил в себя, желая раствориться в полезном труде.
В 1829 г., 1833 г. и 1837 г. ординарного профессора П. П. Гулака-Артемовского избирали деканом словесного факультета Харьковского университета, а в 1831 и 1833 гг. – секретарем этико-политического отделения, членом училищного комитета при Харьковском университете. Казалось: вот катался, как сыр в масле!
А представляете себе Харьков той поры? Нет? Помогу.
 |
Как написал в 1853 г. русский публицист и поэт Иван Аксаков (1823-1886):
- Здесь же не видишь почти ни одного деревца: город весь каменный, тесно застроенный, улицы загромождены возами и фурами (фурами называются широкие телеги особенного устройства, в которые запрягается пара волов) -- по случаю наступающей Успенской ярмарки -- пыль страшная, какой нигде нет, по особенному свойству харьковской почвы, народонаселение -- сбродное, городское, цивилизованное, испорченные малоруссы, испорченные великоруссы... Нельзя ходить пешком: улицы большею частью немощеные, а чернозем так эаспускается, что можно увязнуть или оставить калоши. Зато, впрочем, он необыкновенно скоро и сохнет.
Постепенно, но закономерно превратившись в лидера общественного мнения – и литературно, и по-человечески — П. П. Гулак-Артемовский в 1830-1840 гг. оказывал колоссальное влияние на становление и дальнейшее развитие всей харьковской плеяды известных в будущем украинских ученых и писателей: историк, поэт-романтик, мыслитель, общественный деятель Николай Костомаров (1817-1885), поэт, этнограф, фольклорист, переводчик, издатель, Амвросий Метлинский (1817-1870), филолог, славист, историк, палеограф Измаил Срезневский (1812-1880).
* * *
Теперь попробую нарисовать картинку: где жил П. П. Гулак-Артемовский, когда в 1836 г. у коллежского советника Сафона Ивановича Романовского приобрел на имя своей дочери одноэтажный деревянный дом с мезонином.
Тогда усадьба ординарного профессора находилась почти в пригороде, на юго-западном конце улицы Садово-Куликовской (ныне – ул. Дарвина, 10), которая когда-то вела... в степь. Если вы тогда проходили три-четыре двора, то оказывались возле старого кладбища с небольшой часовенкой. Оставьте... В погожие весенние дни и осенними теплыми вечерами блуждать здесь было настоящим наслаждением. Петр Петрович объяснял выбор жилья приступом меланхолии, хотя сам склонял знакомых выбирать для прогулок более многолюдные места.
Улица Дарвина (ранее – Садово-Куликовская)
Семья Гулака-Артемовского жила в основном в деревянном доме (не сохранился), к которому тулились два флигеля. Фасадом скромная усадьба выходила на улицу, а окнами смотрела в поле. Внутри было, понятное дело, нарядно и убрано. К сожалению, в 1970-х гг. на том месте, где стоял фамильный дом, выросли корпуса... студенческой поликлиники.
А вот теперь нарисуйте в воображении непролазный университетский городок на Слобожанщине. И пусть на авансцену ступит Дон Кихот украинского Просвещения.
Начиная с 8 декабря 1841 г. до выхода в отставку (1849) ординарный профессор П. П. Гулак-Артемовский изо дня в день обувал калоши, нежно прощался со второй женой Елизаветой Федоровной, целовал 11 детей (Клеоника, Петра, Александру, Эпильдафора, Смарагда, Клеопатру, Аполлинарию, Санечку, Полинушку и других), молился за усопших сына Иосифа и дочь Платониду – и без устали отправлялся на службу: работать ректором Харьковского Императорского университета. Для творческой молодежи всех четырех факультетов он всегда оставался добросердечным стоиком, самоотреченным идеалистом.
* * *
 |
Интересно, что в Харькове будущие корифеи украинистики: Николай Костомаров (1817-1886), Амвросий Метлинский (1814-1870), другие – годами жили... в семье ординарного профессора П. П. Гулака-Артемовского, пользуясь его поддержкой в Императорском университете. Студенты, как правило, снимали один из двух деревянных флигелей во дворе профессорской усадьбы. По предложению хозяина, в будущем – историк, этнограф, прозаик, поэт-романтик, мыслитель Николай Иванович Костомаров, с 1836 г. вообще не платил за жилье. Чтобы как-то отблагодарить благодетеля, он преподавал детям Петра Петровича... историю.
Прошло шесть лет, как ректор Харьковского университета доживал на пенсии. Вдруг в 1855 г. действительного статского советника П. П. Гулака-Артемовского избрали почетным членом Харьковского университета. С какой целью? Последние годы жизни Гулак-Артемовский провел в семейном кругу, хотя пристально следил за современными ему политическими событиями.
На склоне лет бывший профессор стал особенно язвительным.
Однажды с тонким намеком он подарил сыну-студенту портфель и добавил досадную стихотворную приписку:
- Колись, за Богдана Хміля, писалося й без портхвіля. А тепер вся сила в портхвілях, зате пишуть, як із похмілля!
Правда, Клеоник Гулак-Артемовский по отцовской тропе в литературу не пошел, а стал талантливым... скрипачом, учившимся у знаменитого мастера Генрика Венявского (1835-1880). Может, это и к лучшему было.
* * *
Не стоит завидовать славе праведника, ведь никто не знает его конца.
С начала 1830-х гг. хлопоты университетские отобрали поэтическое перо. К литературной деятельности баснописец прибегал при случае, по большей части - когда случалась возможность в карьере чиновника или событие в семейной жизни.
Благополучие замыливает глаз стрельца, голодные и отверженные поцелуют точнее.
 |
В творчестве украинского литератора преобладали консервативные идеи с их казенным патриотизмом, связанным с определенными битвами Крымской войны и так далее. Нечего и удивляться тому, что в предисловии к “Кобзарю” 1847 г. Тарас Шевченко, который раньше к творчеству баснописца относился благосклонно, не без горечи констатировал:
- Гулак-Артемовський, хоть чув народну мову, так забув, бо в пани постригся.
Как на зло, судьба дарила признание, словно просила прощения за излишнее истязание. Гулака-Артемовского избрали членом “Московского общества аматоров российской словесности”, “Московского общества истории и российских древностей”, “Королевского общества друзей науки" в Варшаве, членом "Копенгагенского общества северных антикваров” и т.д.
Слава - это мостик, через который некоторым суждено перейти в Вечность.
* * *
Бросая взгляд в прошлое, Петр Петрович не переставал удивляться жизни.
Вот взять, например, его брак. Они поженились еще в 1830 г., родили с десяток детей, но не все из них выжили. Его преданная жена, Елизавета Федоровна, после очередных неудачных родов даже лишилась рассудка, а с ним – и памяти. К счастью, впоследствии женщина выздоровела, и все было слава Богу. Вот странность: теперь он сам все больше забывает собственные стихи, а его жена Елизавета Федоровна всегда начеку – при необходимости их автору напоминала.
Хотелось внутренней тишины, целительной медитативности.
Последний раз вдохновение посетило его в 1857-1858 гг., когда из-под пера П. П. Гулака-Артемовского появился небольшой цикл “переложених псалмів”. Словно горькие лекарства, которые исцеляют изболевшееся тело, ведь Писание лечит израненную душу.
По-новому зазвучали извечные библейские темы, по-новому заиграли классические образы.
Как и подобает просветителю, как мог, он барахтался против господствующей кривды, отстаивал человеческую личность, хотя сам едва боролся за собственное право на земное счастье. Кроме переводов известных псалмов, Петр Гулак-Артемовский написал печальную и зрелую лирику: “Не виглядай, матусенько”, “Текла річка”, “Ой не вода клубом крутить”, “До Любки".
Буквально накануне смерти украинский энциклопедист читал по памяти целые тирады из любимой “Энеиды” Вергилия. И сладкий вкус древнегреческого языка перебивал горькое уныние: как мало он успел при жизни!.. Как из мешковины, Бог насыпал ему способностей к языкам, вложил в душу талант подбирать слова, вдохновлял слагать стихи. И как он, ординарный профессор, распорядился сокровищами?
Стрела попала, но такой ли теперь видится цель?
 |
Всю жизнь Петр Гулак-Артемовский, которого украинофилы считали вторым после Ивана Котляревского основоположником литературного языка, разгадывал – по его же собственному выражению – “таємницю слова українського”. И к главному делу так и не подступил, потому что мечтал-мечтал создать толковый словарь родного языка. И? Ну, вы знаете…
К сожалению, не успел. В голове крутилась мысль:
- Гай, Хведьку, Хведьку, песька ти дитино: вивчився ти як слід, та мало… Мало тобі батько насипали березової каші, ой, мало…
Чуть позже его студент и воспитанник, профессор кафедры русской истории Петербургского университета Николай Иванович Костомаров в “Автобиографии” (1875) напишет:
- Гулак-Артемовський – людина, безперечно, поетично обдарована, як засвідчили його малоросійські вірші… (Він) залишився безсмертним як народний малоросійський поет: ніхто не перевершив його у знанні всіх тонкощів малоросійської народності й у непідробному мистецтві передавати їх поетичними образами і прекрасною народною мовою. А між тим все своє життя він і не здогадувався, в чому справді міг бути неперевершеним і уславитись як літератор! Свої малоросійські вірші писав він для забави і вважав їх не більш як забавою…
* * *
Когда в Харькове 1 (13) октября 1865 г., в день Покрова Пресвятой Богородицы, во время утреннего богослужения в церкви Покрова Пресвятой Богородицы Петр Петрович Гулак-Артемовский тихо умер, – впервые в господскую опочивальню неслышно ступил одинокий, как перст, пес Рябко.
Не выдержал пес, хотя до этого, все эти 47 лет, зная свое место, днем не попадался на глаза, а прятался под черной завесой ночи, потому что только тогда не дремал. Преданно и растерянно лег Рябко в ногах хозяина и, не разжимая красной пасти, едва слышно взвыл:
- Не догледів... Чому, скажіть, мій пане, я Вас не догледів?
П. П. Гулака-Артемовского похоронили в Харькове – он до сих пор покоится на старом городском кладбище, превратившемся теперь в... Молодежный парк – тот, что между улицами Пушкинской и Алчевских.
Тем временем фамильную усыпальницу в Городище возле церкви Покрова Пресвятой Богородицы, где в свое время крестили ректора Харьковского университета, действительного статского советника П. П. Гулака-Артемовского, полностью разрушили, а останки вывезли на скотомогильник, дом же, в котором грамотой овладевал Петр Петрович... сравняли с землей.
* * *
Один из лейтмотивов авторской поэзии баснописца-энциклопедиста был и остается до боли украинским. Если коротко: счастье несовместимо с неволей. Пробегите глазами грустные строки. Стихотворение "Дві пташки в клітці" написано 1 ноября 1827 г., а как до сих пор резонирует:
- Чого цвірінькаєш, дурний, чого голосиш? / Хіба ж ти трясці захотів? / Що заманулося, чого ти не попросиш, / Чи сім’ячка, просця, пшонця, чи то крупів, – / Всього ти в кліточці по саме нельзя маєш, / Ще й витребенькуєш, на долю нарікаєш, – / Так в клітці підлітка корив снігир старий. / – Ой дядьку, не глузуй! – озвався молодий. – / Недарма я журюсь і слізками вмиваюсь, / Недарма я просця і сім’ячка цураюсь. / Ти рад пожорні сій, бо зріс в ній і вродився; / Я ж вільний був, тепер в неволі опинився.
Не единожды Петр Петрович грустно заметил, большей частью обращаясь к себе:
- Яка ж бо смішна наша доля! Бажаючи плакати, я смішу інших.
Итак, оказывается, Стрела еще летит... К несомненному украшению украинской литературы относятся немногочисленные поэтические произведения П. П. Гулака-Артемовского. К сожалению, сей автор писал слишком мало, и в основном – в юности, когда литературный талант еще ищет мудрых советников.
 |
После себя украинский поэт – то ли романтик, то ли классик, то ли лирик, то ли сатирик - оставил чуть более 70 собственных стихов. Преимущественно это украинскоязычные оригинальные поэзии и несколько переводов на русский язык. За 75 лет его жизни были изданы 15 произведений на украинском и девять на русском языках; большинство опубликовал журнал “Основа” (1861). Из напечатанных ранее произведений, только через 12 лет после смерти автора был составлен первый (!!!) сборник "Кобзар П.П. Артемовського-Гулака", увидевший свет в Киеве в 1877 г.
* * *
Чтобы разбудить море смеха, нужно выплакать реки слез.
Море радости в сердце человека Господь доливает реками отчаяния.
На месте Покровской церкви, в которой с 1742 г. служили священники Гулаки-Артемовские, заканчивая отцом будущего баснописца Петром Патрикиевичем Гулаком, – по сей день, говорят, стоит часовня.
Удивительно, что с хутором Гулаковщина ее соединяет улица Гулака-Артемовского. Она будто стрела, вложенная в родовой герб Гулаков-Артемовских. Отец и сын, родина и Отечество стоят, вглядываясь друг в друга.
Александр Рудяченко
Первое фото: Памятник Петру Гулаку-Артемовскому в Харькове
Петро Гулак-Артемовський БАТЬКО ТА СИН (байка) «Ей, Хведьку, вчись! Ей, схаменись! —
«Чого цвірінькаєш, дурний, чого голосиш?
В ставочку Пліточка дрібненька |
За матеріалами: П. П. Гулак-Артемовський. Твори. Упорядкування, вступна стаття і примітки Б. А. Деркача. Київ, видавництво художньої літератури "Дніпро", 1978, стор. 46–48.
У 1827 році Петро Гулак-Артемовський написав байки: «Батько та Син», «Дві пташки в клітці», «Рибка» (перша й остання були надруковані того ж року на сторінках «Вестника Европы»). У байці «Дві пташки в клітці» поет висловлює думку про те, що свобода краще неволі, навіть «ласої». Ідея твору, прогресивна за своєю суттю, не раз знаходила поетичне втілення в інших байкарів (згадаймо, наприклад, байку Григорія Сковороди «Чиж і Щиглик»). Цілком життєву основу має байка «Батько та Син», де висміяно стару дяківську школу:
«Ей, Хведьку, вчись! Ей, схаменись! —
Так панотець казав своїй дитині: —
Шануйсь, бо, далебі, колись
Тму, мну, здо, тло — спишу на спині!»
Хведько не вчивсь — і скоштовав
Березової кашки...
«Кто учился у дьячка по старинному славянскому букварю, — писав Петро Гулак-Артемовський у примітці до твору, наголошуючи на реальності його змісту, — тот знает, что значит: тма, мна, здо, тло, кто, что, мню и проч. Сколько воспоминаний!..»
На основі традиційних фабул Петро Гулак-Артемовський створив цілком оригінальні байки. Написані вони загалом у тій же манері, що й «Пан та Собака» і «Солопій та Хівря». Але, збагачуючи свої поезії конкретними прикметами українського побуту, письменник намагається тепер уникати занадто довгих побутових описів. (Лише у байці «Батько та Син» подано низку колоритних деталей). Вмотивованішими стають вчинки героїв, жвавішає розповідь, поглиблюється зв'язок з усною народною творчістю. Так, байка «Батько та Син» цілком витримана в дусі народного гумору.
За матеріалами: П. П. Гулак-Артемовський. Твори. Упорядкування, вступна стаття і примітки Б. А. Деркача. Київ, видавництво художньої літератури "Дніпро", 1978, стор. 11.
Петру Гулаку-Артемовському належить невеличкий цикл байок-мініатюр: «Дурень і Розумний», «Цікавий і Мовчун», «Лікар і Здоров'я», написаних у 1820 році. Ці, за визначенням автора, «приказки» на відміну від попередніх байок поета, не виходять за межі вузькопобутових тем, алегоричних повчань; написані вони у формі стислих поетичних гуморесок або розгорнутих прислів'їв, де ті чи інші життєві ситуації передаються у гранично лаконічній розповіді. За життя автора «приказки» не були опубліковані і, природно, не могли відіграти якоїсь ролі в розвитку української байки. Однак вони засвідчують творчі пошуки поета, який виступив у них попередником Левка Боровиковського, котрий згодом утвердив в українській літературі новий тип байки — байку-приказку, так звану прибаютку.
За матеріалами: П. П. Гулак-Артемовський. Твори. Упорядкування, вступна стаття і примітки Б. А. Деркача. Київ, видавництво художньої літератури "Дніпро", 1978, стор. 10–11.
Петро Гулак-Артемовський ДУРЕНЬ І РОЗУМНИЙ (байка-приказка) «На що, до халепи, той розум людям здався?» —
(байка-приказка) Цікавий, Мовчуна зустрівши раз, спитав:
(байка-приказка) Йшов Лікар у село — селу на безголов'я, |
За матеріалами: П. П. Гулак-Артемовський. Твори. Упорядкування, вступна стаття і примітки Б. А. Деркача. Київ, видавництво художньої літератури "Дніпро", 1978, стор. 38.
Дивіться також:
Байки-мініатюри (приказки) Петра Гулака-Артемовського
Більше творів Петра Гулака-Артемовського на нашому сайті:
