Аще кому хотяще - Часто я вспоминаю эти строки.

&&&_     Наша   СоВместная   --->  Трилогия: Содержание

&&&

"АЩЕ КОМУ ХОТЯЩЕ ! "

и

"НЕ ЛЕПО ЛИ НЫ БЯШЕТЬ, БРАТИЕ, "

#
   Часто я вспоминаю эти строки,  которые давно давно , цитировал наизусть, дядька мой лингвист, филолог, директор школы, да и все слово о полку мог, я проверял , беря цитаты с середины и с конца...

Он, умнейший был дядька, пытался неоднократно, мне что-то донести, я тогда не понимал, совсем не чего... Интересовало совсем другое ..

Прошло лет сорок  , а я все вспоминаю эту историю...
Не могу понять почему, намного ярче были, но не когда не приходят...

Слова не раз в голове крутятся, не могу понять, почему так въелись, это одна из загадок , детства, и сейчас не могу догадаться , что за подсказка.

Да и не только мне не дают покоя эти строки...

Нашел огромный разбор,
Видно не зря ...
Что то в них есть.

Придет время .

Допишу , об отгадке.

     Собищанский.

*****
Это интересно ...

Основой этого древнейшего памятника древнерусского писательства стали летописные события. «Слово о походе князя Игоря Святославича на половцев» («Слово о полку Игореве») является шедевром художественной литературы XII столетия. Считается, что оригинал текста до наших дней не сохранился (хотя утверждать это окончательно, скорее всего, все же не следует).   

 «Слово…» изучают уже в течение многих десятков лет, но специалисты до сих пор не могут похвалиться тем, что поняли и полностью охарактеризовали текст. Медлительность работы над памятником поясняется обстоятельствами, в которых «Слово…» появилось и исчезло, и спорностью тех форм, в которых оно дошло до нашего времени.

Не лепо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми слове

Валентин Байгильдин

Слово-Христос о полку Игореве.

"Не лепо ли ны бяшетъ, братие,
начяти старыми словесы
трудныхъ повестий о пълку Игореве,
Игоря Святъславлича?
Начати же ся тъй песни
по былинамь сего времени,
а не по замышлению Бояню!


Нелепо, конечно.

Христос-Слово начинает свою поэму  довольно резко для этой братии.
Потому что недоволен этими старыми словесами.

Но пока , посмотрим что думают ученые и поэты  об этом.

Лихачев.

"Не пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом,
Игоря Святославича?

Словесы и слова-это у академика одно и тоже.

И с какой стати трудные повести стали печальными?
Печально это то, что Лихачев возглавлял отдел древнерусской литературы в Академии наук.
На самом деле, всю Древнерусскую Литературу возглавляет Христос своими трудами.
Первый из которых Христос-Слово о молении Даниила Заточника.
Опять Слово, потому что Христа зовут Слово.

1-е послание Иоанна
5.7.

"Яко три суть свидетельствующии на Небеси,- Отецъ, Слово и Святый Духъ: и сии три едино суть"
Кто такой Иоанн, я вам скажу в другой статье.

Жуковский.

"Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Игоря Святославича!"

Почему повести стали повестью -одной?


Заболоцкий.

"Не пора ль нам, братия, начать
О походе Игоревом слово,
Чтоб старинной речью рассказать
Про деянья князя удалого?"

Какая старинная речь? Христу 33 года.
И деяния эти произошли всего  несколько месяцев назад до написания Автором-Словом своей поэмы.
Сколько именно месяцев?
5-6.
Пока что, Христос не вернулся на Русь и пишет Слово в своей Византии.(Ромейская Империя)
Поэтому и говорит брату Всеволоду Большое Гнездо- не могу пока тебе помочь, хотя половцы уже на Владимирской земле.

"Великый княже Всеволоде!
Не мыслию ти прелетети издалеча,
отня злата стола поблюсти?"

Знак вопроса -выкидываем.
Это извинение Христа, а не вопрос. Хотя, видимо, Христос надеется, что брат справится сам и защитит их Отний стол-Владимирскую землю. (Города Владимир не было тогда. На этом месте был Новгород, построенный братом Ярославом).
 Иначе прилетел бы, конечно. В буквальном смысле-птицей. Соколом, как самой быстрой птицей.
Как Соколом Он прилетает к Игорю, чтобы его спасти.

Что такое "Не лепо ли ны бяшеть" у Христа?
Лепо это -красиво.

Бяшеть-это блеять как баран одно и тоже.

В.Даль.
Бякать-блеять по-овечьи; кричать бя, бе. | Вякать, говорить или читать вяло, невнятно, мямлить. Бяшка, бяка.

Здесь вопрос Христа к братии. Обидный вопрос.
Потому что "старыми словесы"- это пустые словеса об Игоре, осуждающие его, с которых нелепо начинать.

В.Даль

 Словесье ср. стар. лжеумствование, софизм, лжемудрое суждение. Словесить, говорить, беседовать; | заниматься словесьем, пустым, суетным или суемудрым разговором.


А что такое старые?

Это, уже,  все князья сделали виноватым Игоря, за то, что половцы двинулись вглубь Руси. А они ему поминают и поминают за старое. За его поход.
А Христос им говорит-вы сами виноваты, а не Игорь.

Вот все их повести об Игоре и трудны для понимания Христа.
Вместо того, чтобы объединяться они ругают Игоря.
И Христу трудно преодолеть непонимание князей, что думать надо о Всей Руси, а не о себе.
Христос пока не объединил князей, но скоро это сделает.

Поэтому в противопоставлении этих старых словес Христос говорит- я вам расскажу как было на самом деле.

"по былиным сего времени"-Быль о том, что только-только произошло.

Надо ли теперь переводить, что сказал Христос в самом начале поэмы?

Зашеломянем!
К сожалению, объявления о сборе средств на добрые дела запрещены правилами пользования данного портала.
Это называется сбор пожертвований, почему то...
И это значит, что фильм о Христе, по Слово о полку Игореве Христа я буду снимать один,  на свою пенсию и через 100 лет.
Но к счастью не запрещены обратные действия.
Если я вам даю - то это можно, оказывается.
Вам мне - нельзя.
Мне вам - можно.
А если объединить эти два процесса в одно целое?
Для этого надо прочитать мою совсем маленькую статью на

Яндекс Дзен "Богатейте" Байгильдин Валентин.

Мария Васильковна. Тайна «Слова о полку Игореве». Часть 1.

Нет ничего в русской литературе, что было бы нам ближе (по духу, по складу мышления, менталитету) и одновременно – дальше, чем «Слово о полку Игореве». Много тайн хранит в себе эта старинная русская книга. Тайна находки рукописи и ее гибели в огне пожара Москвы в 1812 г. Тайна автора, по сей день не разгаданная полностью. Тайна многочисленных подделок. Тайна «акростихов» и «мезостихов». Наконец, великая тайна смысла. Что хотел сказать таинственный автор, в чем потаенная мысль его? Почему в единственной древнерусской «героической» поэме, воспевающей воинский «труд» (в «трудной» повести), рассказано о поражении русских войск, а не о победе – ведь были же и победы? В том же «Слове» упоминается поход киевского князя Святослава Всеволодича на половцев, закончившийся блистательной победой, – но не об этом песнь. Почему так много плача? Так много – скажем прямо – женского начала в этом удивительном произведении?

«Плачи автор «Слова» упоминает не менее пяти раз: плач Ярославны, плач жен русских воинов, павших в походе Игоря, плач матери Ростислава; плачи же имеет в виду автор «Слова» тогда, когда говорит о стонах Киева и Чернигова и всей русской земли после похода Игоря…» – пишет Д.С.Лихачев.

– Какое же это патриотическое произведение? – говорил мне один «патриот земли русской». – Погубил князь свою дружину, его не воспевать, казнить надо!

В чем тут дело?

Да правильно ли мы понимаем «Слово»? 

И понимаем ли вообще?

   Написано огромное число книг. Есть пятитомная «Энциклопедия «Слова», очень полезная исследователю, но тоже больше озадачивающая, нежели отвечающая на вопросы. Обычная схема книг о «Слове»: вступительная статья, перевод, авторские комментарии. Данная книга устроена иначе, это свободный рассказ о великой поэме, раздумья, не всегда бесспорные, открытия, находки, встречи.

Только в свободном рассказе можно по-настоящему приблизиться к пониманию глубин «Слова о полку Игореве», неразрывно связанных с тайной самой Руси, как древней, так и современной. Потому что эта поэма вечна, и ныне она современна не меньше, чем в прошлом, чем в тот год, когда была написана (как я считаю, в 1185-м, то есть в год Игорева похода).

В начале, говорится в одной известной Книге, было Слово.

Но у нашего «Слова» и начало (как, впрочем, и все остальное) покрыто недомолвками, тайнами, мифами, перед которыми бессильны историки… Начало «Слова» таится во мгле. Конца исследованиям и загадкам не предвидится. А между тем то, что открывает нам «Слово», грозит пошатнуть привычные оценки, традиционные реконструкции истории Древней Руси, как и наше нынешнее восприятие самих себя и окружающего нас мира, точнее, миров, других культур и народов.

Легенда о сгоревшей рукописи

Когда знакомишься с историей «обретения» А.И.Мусиным-Пушкиным «Слова о полку Игореве», начинаешь понимать, что время делает со всеми вещами, плывущими в его водах. Ведь все, что интересует людей, со временем, как мхом, обрастает легендами, домыслами, массой недостоверного, ошибочного, порой фантастического. Все, что «прилипает» к старинным рукописям и другим предметам старины, трудно потом оторвать, как вообще трудно бороться с предрассудками, живущими своей жизнью, не желающими умирать…

Знаменитая древнерусская поэма «Слово о полку Игореве» написана скорее всего в ХII веке. С этим спорят долго и упорно, и мы еще остановимся на этих спорах. Первоначальная рукопись «Слова» (если согласиться, что «Слово» – не подделка ХVIII века) не сохранилась. Было несколько поколений переписчиков. Возможно, каждый вносил свое.

Единственный известный нам, но тоже не дошедший до наших дней список поэмы, относящийся предположительно к ХV-ХVI веку, обнаружил известный собиратель древних рукописей граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин в 80-х годах ХVIII столетия. Как считается, та единственная рукопись сгорела в огне пожара Москвы во время нашествия Наполеона. И тоже вопрос – сгорела ли?

Вот отрывок из книги А.Л.Никитина «Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди»:

«Уже в наше время П.Н.Берков, крупнейший знаток культуры и литературы ХVIII века, обратил внимание на рассказ о гибели коллекции А.И.Мусина-Пушкина, сообщенный княгиней С.В.Мещерской. Она родилась в январе 1822 года, так что быть свидетельницей нашествия французов в 1812 году не могла. Но она была внучкой А.И.Мусина-Пушкина, дочерью князя В.П.Оболенского и княгини Е.А.Оболенской, урожденной Мусиной-Пушкиной, и обстоятельства гибели коллекции деда были ей известны чуть ли не со слов очевидцев.

По ее словам, летом 1812 года, когда вторжение наполеоновской армии стало уже возможным, А.И.Мусин-Пушкин, уезжая в ярославское имение, из предосторожности убрал самые ценные рукописи в подвальные кладовые и замуровал их. Позднее, когда неприятель подошел к Москве, граф послал подводы, чтобы все вывезти в деревню. Сняты и отправлены в деревню были все картины, серебро, статуи, но до замурованных кладовых не решились дотронуться. В деревню выехала почти вся дворня, для охраны дома осталось лишь несколько семей.

Обширный и прекрасный дом, стоящий за Земляным валом, был сразу занят французами. Скоро они сумели подружиться с оставшимися дворовыми людьми, охотно принимавшими участие в попойках. Как-то, по словам этих людей, французы стали хвастаться своим оружием, утверждая, что ни у кого такого больше нет. Но тут у слуг взыграл патриотизм: «Ружья? Какие это ружья! Вот у нашего графа ружья!» – «Где же они?» – «А вот тут за стеной!..» Стена была разобрана, коллекции растащены, а остальное, как говорит семейное предание, погибло в огне…

Но дом-то ведь не горел!

Интересно и другое. По словам княгини С.В.Мещерской, некоторые рукописи, в том числе и подлинное «Слово по полку Игореве» и часть Несторовой летописи, были спасены от погибели тем, что находились в то время у историографа Карамзина… Во всяком случае у Карамзина ничего уцелеть не могло. Его собственная библиотека полностью сгорела, а сам он в письме И.И.Дмитриеву уподоблял себя знаменитому Камоэнсу – он уходил из Москвы пешком, унося на плечах черновые рукописи «Истории государства Российского».

Рассказ о том, что рукопись сгорела, – своего рода миф, слух, возможно, запущенный самим Мусиным-Пушкиным.

Создается впечатление, что Мусину-Пушкину было по каким-то причинам нужно, чтобы рукопись «Слова» исчезла, причем именно после ее публикации в 1800 году. При этом я в отличие от так называемых скептиков вовсе не считаю, что рукописи вообще не было или что она была подделкой. Просто для Мусина-Пушкина, этого в своем роде выдающегося исследователя русских древностей, могли существовать и иные, пока нам неизвестные мотивы и причины, по которым «подлиннику» «Слова» лучше было не «светиться».

Споры о подлинности «Слова о полку Игореве» начались еще при жизни графа Мусина-Пушкина. И в то время жил такой молодой человек, историк, своего рода детектив, по фамилии Калайдович. Он приложил все старания, чтобы втереться к графу в доверие и разведать, что же там было с этой самой рукописью…

Мусин-Пушкин дал ему прочесть свой собственный труд о самом себе «Записки для биографии… графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина». Калайдович немедленно опубликовал их в «Вестнике Европы». Граф был недоволен. Он метал молнии. «…Ибо в оной (рукописи) есть такие обстоятельства, кои, кроме меня, никому не известны, а потому и ясно, что она мною сочинена, которую читав, не знающие меня коротко, или кто из неблагонамеренных легко почтет меня лжецом или хвастуном, что крайне неприятно…»

Однако давать дальнейшие «показания» не отказывался (по неясным причинам).

Уже после смерти Мусина-Пушкина К.Ф.Калайдович опубликовал «Биографические сведения о жизни, ученых трудах и Собрании российских древностей графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина», где просто частично переписал «Записки» графа. Но – внимание! – кое-что добавил от себя. Это «кое-что» – история обретения «Слова о полку Игореве», видимо, такая, как ему рассказывал сам граф.

«У архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля купил он все русские книги, в том числе драгоценное «Слово о полку Игореве».

Но нет. Ничего подобного быть не могло.

В те времена монастырские «любители словесности» не хуже нынешних понимали цену старинных книг. Архимандрит Иоиль не мог найти на чердаке какую-то старую бумажку, никому не нужную, кроме Мусина-Пушкина. Хронограф хранился в ризнице среди других наиболее ценных книг и не мог быть изъят просто так.

Историю «обретения» Хронографа восстановила (причем очень убедительно) в своей книге «Спасо-Ярославский Хронограф и Слово о полку Игореве» Г.Н.Моисеева. Вот ее выводы вкратце.

Иоиль вовсе не продал Хронограф Мусину-Пушкину, а отдал на время с возвратом. Спасо-Ярославский монастырь не упразднялся, а был преобразован в Архиерейский дом. Когда Иоиль сдавал дела новому начальству, была составлена полная опись имущества и всех книг и рукописей. Рядом со словом «Хронограф», на полях, чернилами другим почерком было написано еще одно слово. И потом жирной чертой зачеркнуто.

Уже в наше время оптико-фотографическая экспертиза установила – раньше там было слово «отданъ». (Такие же зачеркнутые надписи имеются возле трех весьма ценных рукописей в том же списке).

Итак, к моменту упразднения монастыря, то есть к 1787 году, Хронограф был скорее всего уже у Мусина-Пушкина. Но он не торопился его возвращать. Монастырь упразднили, Иоиль составил опись, сдал имущество – никому ничего не продавал! «И начету никакого на нем…, а равно и ко взысканию с него ничего не открылось». После этого Иоиль уже вообще распоряжаться имуществом монастыря никак не мог. А в 1791 году Екатерина II, очень интересовавшаяся историей страны, где она правила, подписала указ о сборе в церквах и монастырях старинных рукописей с последующим возвращением их обратно (NB!). И эта работа была поручена обер-прокурору синода графу Мусину-Пушкину!

Теперь в монастыре, переделанном в Архиерейский дом, появился новый владыка – архиепископ Арсений Верещагин. У него с Мусиным-Пушкиным сложились очень близкие отношения, основанные на взаимных интересах. Архиепископ интересовался современной литературой, вельможа – старинной. Все условия для взаимовыгодного «бартера». А кроме того, Мусин-Пушкин способствовал продвижению по военной службе племянника Верещагина… Тогда в новой описи рядом с Хронографом (и еще в трех местах) появилась надпись: «За ветхостию и согнитием уничтожен». А в старой описи слово «отданъ» зачеркивается. Какой-то иподьякон Соколов поставил рядом четыре вопросительных знака и свою подпись. Верно, тоже – «любитель словесности».

С тех пор до самого пожара Москвы 1812 года Мусин-Пушкин считал рукопись Хронографа своей собственностью. Для Екатерины была снята копия «Слова» (и если учесть, что она умерла в 1796 году, то – с рукописи ХV-ХVI вв.). А Мусин-Пушкин прославился своим интересом к древностям и одновременно оказался окружен многочисленными подозрениями… И было за что: как мы видим, граф Калайдовичу просто нагло солгал, объясняя, как Хронограф оказался в его коллекции.

Казалось бы, все объяснено, но нет! Тайна «обретения» все-таки остается неразгаданной. Не в последний раз мы убеждаемся, что загадки «Слова» напоминают матрешку. Разгадаешь одну, а там, в глубине, – другая.

Дело в том, что Г.Н.Моисеева во второй части своей книги, сама того не желая и даже этого не заметив и не признав, сделала крупное открытие. А именно. По всей видимости, в составе Спасо-Ярославского Хронографа никакого «Слова» вообще не было!

Вот он, граф Мусин-Пушкин. Полюбуйтесь на его гордый взгляд. Великий ученый. Человек просвещения. Достойный современник Дидро и Вольтера. А что он рукописи крадет из монастырей – так ведь это во благо науки. Интересно, как он это объяснял себе сам: с его точки зрения, его собственная репутация мало что, видимо, стоила в сравнении с успехами отечественной исторической науки. И он мог положить свое достояние, саму свою честь на алтарь науки – неплохая жертва! Но все-таки лучше, если о его темных делишках будут знать поменьше. И не подозревал наивный граф в конце ХVIII – начале ХIХ века, что потомки к его жалким подчисткам и зачеркиваниям применят новейшие методы криминалистики! Он не представлял, что такое фотография. Еще задолго до Иоиля и Мусина-Пушкина с Ярославским Хронографом ознакомился географ Василий Крашенинников и использовал его, когда писал книгу «Описание земноводного круга». Никаких упоминаний о «Слове» у Крашенинникова нет. И это при том, что Хронограф был одним из основных источников Крашенинникова (что доказала Моисеева) и он цитирует его и пересказывает.

Г.Н.Моисева находит лишь то общее в «Слове» и в книге Крашенинникова, что оба произведения были проникнуты патриотическим духом и оба автора упоминали Тмутараканское княжество. Но этого мало для доказательства влияния. «Следы знакомства составителя этого сочинения («Земноводного круга») со «Словом о полку Игореве»… едва уловимы», – пишет исследовательница.

Хронограф, как отмечает Моисеева, изучал также митрополит Дмитрий Ростовский. Ярославский Хронограф митрополит использует, но «внимание образованного ростовского митрополита, автора драматических и исторических сочинений, эти повести (что были «в составе» Хронографа) не привлекли…».

Г.Н.Моисеева оправдывается. «Объяснить это можно тем, что в первой половине ХVIII в. составители исторических сочинений не могли еще оценить «Слово о полку Игореве». Составители не оценили, монахи продали… Крашенинников, Дмитрий Ростовский, Иоиль Быковский видели: перед ними произведение необычайной древности и красоты, поэзия ХII века – и не оценили! Не может такого быть.

А если так, значит, и «Слова» в Хронографе не было, и присоединили его к Хронографу гораздо позже, возможно, переплетая сборники древних книг в библиотеке Мусина-Пушкина. Это в особенности вероятно, потому что при упоминании о реальной рукописи «Слова» она то в сборнике, то отдельно путешествует по разным рукам.

Г.Н.Моисеева не сделала такого вывода. Это было бы слишком «смело» для тех стандартов, кои приняты в «высокой» науке. Но она, так называемая академическая наука, со своим сухим и консервативным стилем, всегда противящаяся новаторству, лишь один из образов науки, притом не из самых адекватных! Давайте же будем следовать здравому смыслу там, где у некоторых «университетских сухарей» не хватает элементарной научной смелости. И заявим определенно: ну не могло «Слово» быть не замеченным такими людьми. Ведь почему-то граф наш, Мусин-Пушкин, его «заметил». И даже очень «заметил».

А значит, ничего-то мы не знаем наверняка о том, откуда пришло к нам это величайшее сокровище древнерусской литературы. Не знаем ни настоящих фактов его появления в руках исследователей конца ХVIII – начала ХIХ века, ни причин его исчезновения в 1812 году.

«Наше» «Слово» можно обнаружить не в начале и не в конце. А только – в середине.

Действительно, читатель может усомниться: да было ли оно вообще? Да, было. Дело в том, что с ним (до пожара еще) ознакомились около 20 так называемых самовидцев, крупных тогдашних ученых. И в том числе Н.М.Карамзин.

И никто из них не разоблачил подделки. Не следует недооценивать тогдашнего уровня знания источников, вспомним, например, что древнеславянский (церковно-славянский) язык тогда был всем известен гораздо лучше, нежели ныне. Скорее стоит усомниться в нашем нынешнем понимании древних рукописей.

Н.М.Карамзин широко использовал «Слово» как исторический источник. Очевидно, что такой ученый, как Карамзин, не стал бы упоминать сомнительные источники, во всяком случае те, в которые он сам не верил. Значит, Н.М.Карамзин верил в подлинность рукописи «Слова».

«Слово» было предметом изучения крупнейших архивистов того времени Н.Е.Бантыш-Каменского и А.Ф.Малиновского, которые и подготовили его первое издание в 1800 году.

«Слово», вероятно, пересылалось Екатерине II, с него снимались рукописи для нее. Трудно предположить, что люди, знавшие о подделке, решились бы на такую аферу.

Со «Словом» ознакомился Йозеф Добровский, польский ученый. Он переписывал «Слово» (ту, подлинную рукопись) латинскими буквами. Сохранились его письма с частью переписанного таким образом текста…

А.Ф.Малиновскому (участнику первого издания) московский мещанин Петр Архипов предложил купить неизвестный список «Слова». Тот, едва только взглянул, поверил в подлинность рукописи. И сразу заплатил 180 рублей – огромные деньги. Почему? Ведь Малиновский не был простачком в этом деле. Ответ может быть такой: очень было похоже на подлинник. Эта рукопись называется «зябловским» списком, потому что утверждалось, что переписчик – Леонтий Зяблов, живший в ХIV веке, Малиновский даже сообщил о найденном списке в журнале…

Потом А.И.Бардин, известный мистификатор ХIХ века, имел наглость предложить какой-то список самому Мусину-Пушкину. Тот сразу же углядел подделку. Тут и Малиновский засомневался… И приписал «авторство» своей рукописи тоже Бардину. В анекдотическом пересказе это выглядело так. Якобы Мусин-Пушкин поверил Бардину и купил у него рукопись. В восторге он приехал демонстрировать находку в Общество истории и древностей российских при Московском университете. И там якобы встретил Малиновского. «Позвольте, граф, а ведь и я купил!» Ну и так далее – довольно-таки бойко для анекдота, но неправдоподобно: Мусин-Пушкин скорее всего уже слышал о «зябловском» списке, как и Карамзин.

Но если так, удивительно, почему Карамзин, даже не увидев «зябловскую» рукопись, объявил ее подделкой. Может быть, Карамзину было известно нечто, позволявшее ему уверенно отвергать возможность подобной находки? Вряд ли: если «Слово» было написано в ХII веке, нет никаких оснований утверждать, что рано или поздно не найдется его новый список. Но, возможно, Карамзин был очень не заинтересован, чтобы такой подлинный список нашелся. Почему?

Интересно, что Бардин был не совсем обманщиком. Он не только стремился нажиться. Иногда в его действиях сквозил явный юмор, насмешка над профанами, покупающими незнамо что в погоне за модой. Иногда подделка Бардина оказывалась своего рода ребусом по типу «а ну-ка, разгадай обман». Однажды он поставил на фальшивом списке «Слова» руническую печать со своим именем и датой, когда была создана подделка-ребус. В какой-то момент своей «деятельности» Бардин даже перестал скрывать от покупателей, что продает им искусно выполненные подделки. Он стал прямо-таки художником в своем роде. То, что он создавал, было настолько похоже на подлинные предметы старины, что само по себе уже представляло некую ценность. Бардин мог додуматься до вызова современной ему науки на соревнование по распознаванию подделок. Это был именно тот человек, который мог ради спортивного интереса подкинуть Малиновскому подлинную рукопись, выдав ее за подделку. В разных библиотеках и хранилищах страны в наше время находится несколько таких «подделок».

Что происходило со всеми этими «подделками» потом? Они терялись, потом снова находились у других хозяев, некоторые из которых могли тешить себя иллюзиями о подлинниках, а другие – относиться с пренебрежением к подлинным спискам, если таковые были. Так что, возможно, настоящая рукопись Мусина-Пушкина вовсе и не пропадала, а хранится где-то в качестве «подделки». Возможно также, что существует и другой список «Слова о полку», который тоже числится «подделкой», так как, возможно, прошел через руки Бардина, придавшего ему черты поддельной рукописи.

Вообще-то ЛЮБЫЕ подделки относительны. Это необходимо помнить при обсуждении такого рода проблем. Например, известная «Велесова книга». То, что это подделка, уже вроде бы доказано-передоказано. Но, с другой стороны, можно спросить: «Хорошо. Но на основе какого материала была создана эта, как ее называют, подделка? Кем и для кого?» Откуда взяты сведения, которые там излагаются? Иными словами: есть ли у «Велесовой книги» так называемый протограф? Попробуйте сочинить «Велесову книгу» – согласитесь, не такое уж это простое дело. А не пользуясь никакими источниками – и вообще невозможное.

Можно написать научный труд. Можно защитить диссертацию, стать знаменитым ученым, членом многих зарубежных академий. А есть и другой путь: свои идеи выразить в некоей подделке, вбросить ее на «хоккейное поле» науки. И пусть ученый при этом прослывет шарлатаном и обманщиком, но свои мысли он до людей таким, казалось бы, незаконным способом доведет.

То же и «Слово». Н.К.Гаврюшин исследовал одну из рукописей, считавшихся поддельными списками с печатного издания (так называемая Щукинская рукопись), и с удивлением обнаружил, что это подделка, но ее протограф, рукопись, копией которой она являлась, – неизвестный список «Слова о полку Игореве». Широко распространено мнение, что неизвестных списков «Слова» нет. Оказывается, это неверно! Один из них – а именно Щукинская рукопись – был опубликован в 1985 г. в книге «Слово о полку Игореве» и его время» под редакцией Б.А.Рыбакова. Безупречная рекомендация! Давайте не будем считать эту рукопись подделкой, скажем, что она стилизована под старину. Тогда это новый список «Слова». В этом нет никакого секрета, просто большинство исследователей, даже многие из тех, кто видел эту книгу, видимо, так и не прочли всех статей, в том числе и статьи Н.К.Гаврюшина.

Вообще-то прочесть все, что написано о «Слове», невозможно. Ни один «словист» не прочитал, да и не мог бы в принципе прочитать всего, что появилось с момента опубликования мусин-пушкинской книги в 1800 г. Это тысячи и тысячи томов. И в дальнейшем мы еще встретимся с этим явлением «непрочитанности» даже самых известных статей даже самыми известными и крупными учеными-«словистами».

Рукописи, хранящиеся в различных библиотеках, даже в различных городах, также невозможно все потрогать руками…

Возникает странная ситуация (впрочем, характерная для нынешней эпохи информационного кризиса): несмотря на колоссальное количество наработок и литературы по данному вопросу, исследователь оказывается в условиях недостатка информации, в ситуации информационной неопределенности…

В этих условиях как разноцветные мыльные пузыри вырастают разнообразные идеи – попытки ответить на многочисленные вопросы, которые появляются со страшной быстротой. Заполняя пустоты информации. Невозможно опираться ни на что. Рукопись нашел Мусин-Пушкин? А может быть, ее сочинил Карамзин? Или вот еще вариант – новоявленным Макферсоном был… Йозеф Добровский! Что, не верится? А между тем это предположение уже делалось в весьма серьезной литературе.

Подозревать «авторство» архимандрита Иоиля (как это делает Зимин) так же нелепо, как и иподиакона Соколова. А с другой стороны, почему бы и нет? Зачем он там выставил четыре вопросительных знака? Или на подделку решился Крашенинников? А может быть, Дмитрий Ростовский? Все они, если уж на то пошло, под подозрением… Если долго концентрировать свое внимание, все будет казаться подозрительным, говаривал Ницше. Нет, нужны какие-то другие «ключи» к проблеме. Невозможно подозревать сразу всех.

Когда изучаешь историю «обретения» «Слова», все кажется сомнительным. Другое дело – когда открываешь «Слово». Это как будто открыть окно. Звучит ясная и гармоничная музыка, где-то кричит неизвестная птица, в огромном небе движутся облачные города, и видно далеко-далеко, и дышится полной грудью.

И становится нестерпимо ясно: никто не подделывал «Слово». Никто и не мог бы его подделать. Да это все равно что подделать Пушкина, так как древнерусская поэма конгениальна «Евгению Онегину». Все равно что заявить, что русская ПРИРОДА – подделка. «Слово» не может быть «подделкой», потому что тогда величайший гений тот, кто «подделывал»… Давайте поздравим этого человека. Он – солнце русской поэзии. Вот только… почему же он больше ничего не написал?

Автором не мог быть никто?

Чтобы не возникло никаких недоразумений, сразу же скажу: я считаю научно доказанным, что «Слово о полку Игореве» было написано в конце ХII века, то есть является одним из древнейших произведений русской литературы (поэзии). Оно уникально именно своим «светским» (или, что уж говорить, языческим) характером, потому что все современные «Слову» тексты пронизаны религиозным духом.

История текста «Слова» таинственна, удивительна, можно даже сказать, невероятна (если подтвердятся гипотезы, развиваемые в этой книжке). Но само содержание «Слова» ясно и «оптически» точно. И «Слово» – действительно великое произведение мировой литературы.

Важная особенность «Слова» – его личностный характер, обращенность к частному человеку, если можно так выразиться, его антитоталитаризм. Вот почему хотелось бы уделить внимание и вопросу об авторстве «Слова» (конечно, только в гипотетической модальности, так как проблема до конца решенной считаться не может и по сей день).

Вопрос об авторстве оказался особенно интригующим, поскольку круг возможностей не столь уж и широк. Уже одно то, что автором «Слова» должен быть скорее всего какой-нибудь князь, резко сужает круг кандидатур.

Правда, высказывалась гипотеза о безвестном ратнике из войска Игоря… Но трудно предположить, что ратник решился бы по своей воле столь резко высказываться о русских князьях – это было опасно, да и просто невозможно. Среди предполагаемых авторов не княжеского рода называли книжника Тимофея, певцов Митусу, Ходыну (только кто это такой?), конюшего Тимофея Рагуиловича, тысяцкого Мирошку Наздиловича, летописца Петра Бориславича и некоторых других. Мало верится…

Гораздо интереснее неожиданное утверждение, что сам же князь Игорь и был автором «Слова». Эта ныне очень популярная гипотеза высказывалась И. Кобзевым, писателем Чивилихиным, автором романа-эссе «Память», поэтом-переводчиком Шарлеманем. Недавно эту гипотезу развил и поддержал в своей книге В. Буйначев.

Вспомним: «Слово о полку Игореве…» – а дальше? Дальше могло бы стоять имя автора. И мы читаем: «Игоря, сына Святославля, внука Ольгова». Итак, автор назван? Да нет – это могло бы быть лишь простое пояснение, о каком таком Игоре речь пойдет. Такое, но чуть более краткое «пояснение» мы найдем и в тексте поэмы, где уж точно не об авторе речь: «были пльци Олговы, Ольга Святъславличя».

И все-таки есть аргументы в пользу авторства князя Игоря. Ну, например: почему о сражении сказано столь кратко? Почему роль самого князя Игоря никак не выделена? А рассказано о том, как сражается его брат, Буй-тур Всеволод? Это очень странно и может быть объяснено скромностью князя Игоря. Или тем, что текст сохранился у нас не полностью…

К сожалению, князь Игорь никак не мог быть автором «Слова».

Главный аргумент здесь – сама поэма, в которой автор спорит с князем Игорем, высказывая другую точку зрения, можно сказать, другую идеологию. Автор призывает русских князей объединиться в общей мести Кончаку за Игоря. Но ниже мы увидим, что Игорь – вовсе не враг Кончаку, а самый что ни на есть близкий друг. Можно сказать – брат. Автор «Слова» пытается объяснить князю Игорю, что Кончак не может и не должен быть другом русскому князю. Что он ведет себя не как истинный друг: напал на Гзу, захватившего Игоря в плен, не отбил Игоря силой, а только выкупил его. Не помешал Гзе напасть на Путивль и другие города, либо принадлежащие, либо дружественные князю Игорю! Конечно, на Игоря, прекрасно понимающего всю сложность внутренней кухни половецкого поля, эти аргументы, возможно, и не произвели бы нужного действия, но на других…

А что, если предположить, что «Слово» – послание к Игорю, томящемуся в плену-гостевании у половцев, во всяком случае та его часть, которая предшествует описанию побега и заканчивается плачем Ярославны?

Действительно, если поэму закончить в этой точке, она не теряет своеобразной целостности. Она становится письмом к князю Игорю от автора, который рассказывает о том, что происходило на Руси в его отсутствие. Это письмо должно было, видимо, побудить князя к бегству. Что и произошло.

А «прысну море полунощи, идут сморцы мглами» («вспенилось море полночью, идут смерчи мглистые») – туманный намек на пересылку письма как по воздуху смерчем?

Так это или не так, но князь Игорь при любом раскладе не может быть автором «Слова». В «Слове» в положительном ключе говорится о князе Владимире Глебовиче Переяславльском («ранен князь Владимир, горе и туга сыну Глебову»). А это враг князя Игоря. Игорь так не мог о нем писать. В то время между Новгород-Северским и Переяславльским княжествами шла феодальная война. Это был фрагмент очень широкой борьбы «мономашичей» и «ольговичей». Игорь – «ольгович», Владимир Переяславльский – «мономашич». Не мог Игорь так писать о Владимире Переяславльском.

Архитектор Буйначев, правда, утверждает, что князь Игорь написал поэму через много лет после похода, раскаявшись в содеянном (что угробил дружину), и потому-то, дескать, и спорит с собой, каким он был в молодости. Ну что же, возражать трудно, но только зачем такие сложные построения? И еще. Если Игорь в старости занялся поэзией, тогда почему в поэме так много и так сравнительно немотивированно говорится о полоцких князьях? Никакой такой особенной связи у Игоря с древним Всеславом не было. Но это так, к слову. А еще можно спросить: почему так отчетливо чувствуется в «Слове» актуальность описаний? Почему у читателя в ушах так и звенят крики умирающих русских людей «под саблями половецкими»? Можно, конечно, объяснить это феноменальной памятью князя Игоря. Действительно, у него должны были быть феноменальные свойства, раз он, как утверждает Буйначев, написал «Слово о полку Игореве», поэму саму достаточно феноменальную. И все же…

Если принять версию Буйначева, князь Игорь, когда писал «Слово», сидел на Черниговском престоле – последней ступеньке ольговичей перед престолом Киевским. Почему же тогда ему потребовалось так воспевать Святослава Всеволодича? С какой стати черниговский князь будет петь гимны киевскому, которого уже лет пять или семь нет в живых? И с которым при его жизни отношения были, мягко сказано, натянутыми, хотя до ссор дело и не доходило никогда – свои, ольговичи.

Да и зачем князю Игорю говорить о себе в третьем лице? «Слово о полку (походе, битве) Игоря» – слово о себе, любимом? Так никогда не делалось: возьмите «Поучение Мономаха» или «Даниила Заточника» – не боялись авторы русские говорить от первого лица. Зачем же это понадобилось князю Игорю?

Зачем себе славу петь в заключительных строчках, если смысл поэмы – раскаяние; да и вообще не к лицу автору петь славу самому себе.

Не мог также Игорь называть Кончака «холопом поганым». В 1185 году потому, что в плену оставался его сын Владимир, позже потому, что Кончак был ему сватом, другом, может быть, названым братом…

По этим-то вот причинам не верю я, что Игорь – автор «Слова о полку Игореве».

Другая особенно популярная кандидатура – Владимир Ярославич Галицкий. Это очень яркая личность. В известной опере Бородина галицкий князь – пьяница, развратник, честолюбец, но на самом деле все обстоит несколько иначе.

Интересно, что Владимир был женат на Болеславе, дочери Святослава Всеволодича и Марии Васильковны, правнучки полоцкого Всеслава. И это для данной версии очень хороший знак: вот откуда могли попасть в «Слово» сведения о полоцких князьях – через Болеславу.

Отец Владимира – Ярослав Галицкий («Осмомысл»), мать – княгиня Ольга. Ярослав поссорился с Ольгой и открыто жил с наложницей Настасьей, родил от нее сына Олега.

Ольгу Ярослав толкал уйти в монастырь, она же, опасаясь за свою если не жизнь, то судьбу (не хотела становиться монашкой), убежала с верными людьми в Польшу, видимо, к своему родственнику Казимиру II по прозванию Справедливый. В этом конфликте – корни вражды между Ярославом и Владимиром. В чем-то они, впрочем, оказались похожи: Владимир (это было приблизительно в 1170 г.) отбил у галичского попа попадью и родил потом с ней двух сыновей. Видимо, криминал был не в том, что князь завел любовницу – либо Болеславы уже не было в живых, либо они, поговорив друг с другом мирно, разошлись, то есть Болеслава уехала куда-то, может быть, в Киев, а может быть, ушла в монастырь. Криминал в том, что у попа отбил жену. То-то потом церковники все время Владимира грязью обливали где могли – корпоративная этика. Но поведение отца (Ярослава) всех возмущало гораздо больше – как-никак князь.

Галичане взбунтовались – непорядок. Не по-христиански, значит, получается. Устроили бунт и несчастную Настасью сожгли. Ярославу сказали: и с ним то же сделают, если жену-княгиню не вернет. Вернул. Но ненадолго. И года не прошло – Владимир с матерью бежал из Галича. Сердцу не прикажешь. После многих гостеваний, где они приходились не ко двору – князья все не хотели ссориться с Ярославом, – скитальцы попали к князю Игорю и Ярославне (Ефросинии). И там нашли приют, кров, дружбу.

Во время Игорева похода в 1185 г. Владимир был в Путивле вместе с Ярославной. И это – очко в зачет авторства Владимира. Игорь стремился к миру между князьями, он помирил Владимира с отцом, и тот возвратился в Галич. Ольга к тому времени, наверно, умерла, так что для открытой вражды осталось не так уж много причин. Впрочем, была одна – галичский престол Ярослав прочил своему сыну от Настасьи Олегу.

Перед своей смертью Ярослав приказал всем целовать крест Олегу. Тем не менее, как только старец-князь закрыл навечно очи, Владимир немедленно нарушил данную им клятву и сверг Олега, пытаясь занять галицкий стол. Тут вновь вмешались бояре, блюстители нравственности, припомнившие Владимиру его грехи с попадьей. Они потребовали ее выдачи для расправы. Не выдал ее им Владимир, опровергнув летописное мнение о нем как о развратнике и насильнике, человеке без чести.

И вновь Владимир бежал. На сей раз в Венгрию. Тамошний король, пользуясь знаниями и поддержкой Владимира, захватил Галич, но посадил на престол своего сына Андрея, а Владимира заковал в цепи, перевез в Венгрию и заключил в башню. Через какое-то время Владимиру удалось из этой башни убежать…

Он отправился теперь в Германию, к королю-рыцарю Фридриху Барбароссе. Последнему понравилась печальная повесть о скитаниях русского князя. И он оказал ему поддержку, Владимир вновь – галичский князь. Всеволод Большое Гнездо, ставший теперь киевским князем, также покровительствует Владимиру.

Такова история этого удивительного и странного князя, которого так не любят летописи. Который был авантюристом, вечным скитальцем, вечным борцом за свою княжескую честь, за отчий престол в Галиче, который не выдал «народу» жены своей, крутил веревки, будучи пленником в венгерской башне, и которого облагодетельствовал Фридрих Барбаросса. Жизнь эта достойна увлекательного исторического романа. Жаль, никто не написал (я во всяком случае не знаю). Вот только было ли в этой жизни авторство «Слова»?

Скорее всего – нет, потому что в «Слове» есть высокопарная и льстивая характеристика Ярослава, отца Владимира, его врага, источника всех его несчастий, похождений, унижений и скитаний. Не мог Владимир говорить об Ярославе в такой тональности, не мог петь гимны. Кроме того, эпизод со сном Святослава, содержащий слишком много конкретных деталей, не мог быть «придуман». Надо было бы быть рядом со Святославом в те дни, а Владимир был в Путивле… Нет, не связывается.

Притом отношения Владимира со Святославом были тоже не ахти. Не пустил его к себя Святослав, хоть и была его дочка, Болеслава, замужем за Владимиром. После сего такое возвеличивание Святослава… нет, невозможно. Ведь Святослав, хотя поэма вроде бы об Игоре Святославиче – в центре, а Игорь оттеснен на сторону. О подвигах Игоря ничего не сказано (а ведь они были). Владимир должен был относиться к Игорю с огромной благодарностью, но он почему-то (согласно этой версии) начинает возвеличивать именно Святослава. Странно и невозможно.

Защищая версию об авторстве Владимира, Л.С.Махновец попутно доказал, что никто из других князей также не мог быть автором «Слова». Одни не проходят по возрасту, другие не могут быть авторами по иным соображениям. Все имена можно вычеркнуть. То есть не князь и в то же время и не простолюдин. Иными словами никто?

Так мы и приходим к выводу, что автором «Слова» могла быть женщина – княгиня.

Например, Мария Васильковна, жена Святослава Киевского.

МАРИЯ – ЯРОСЛАВНА

Историк, погруженный в жизнь своих героев, в ту удивительную сказку, которая называется исторической действительностью, воскрешает их образы перед своим внутренним взором. Причем интуиция для него столь же эффективный инструмент, как и точная логика.

Однажды А.П.Чехов в своем письме к Григоровичу высказал удивительную мысль: «Я подумал, что чутье художника стоит всегда мозгов ученого, что и то, и другое имеет одни цели, одну природу и что, может быть, со временем, при совершенстве методов им суждено слиться вместе в гигантскую, чудовищную силу, которую трудно теперь и представить себе. Я охотно верю Боклю, который в рассуждениях Гамлета видел знакомство Шекспира с законом обмена веществ, тогда неизвестным, т.е. способность художников опережать людей науки».

Добавлю еще, что интуиция историка, возможно, открывает подвалы так называемой генной памяти человека, когда он вспоминает то, что с ним никогда не происходило, но случилось у его далеких предков…

Итак, прикроем

Мария Васильковна. Тайна «Слова о полку Игореве». Часть 2

«Слово» я впервые прочитал в детстве, в 12 лет. Особенно поразило меня, что Кончак уважал Игоря за храбрость, за мужество. Уважал врага. Эта парадоксальность меня восхищала. Я еще не знал, что в жизни никакого парадокса и не было. Но об этом – потом. В книжном магазине лежала прекрасная книга с картинками – «Слово». Родители собирались подарить ее мне к дню рождения, на тринадцатилетие. Я почти каждый день ходил в магазин любоваться книжкой, которую уже предвкушал листать как свою собственную. Но родители подарили мне другую книгу, тоже «Слово», только красную, большую и без картинок. Я был разочарован, но ее подлинную ценность узнал лишь впоследствии: там были фотографии с Екатерининской копии. Существует ведь два основных источника по «Слову» – первое издание Мусина-Пушкина, 1800 г., и эта самая Екатерининская копия, снятая для Екатерины II с мусин-пушкинского подлинника, который нынче утрачен.

Продолжение. Начало в № 4, 2004 г.

«Слово» было в начале…

Эта большая красная книга дожила до второй «встречи» со «Словом», которая произошла у меня зимой 1994-1995 годов. Тогда я раскрыл ее. В то время мы с женой и детьми жили в небольшой казацкой станице неподалеку от Армавира. Каждый вечер мы смотрели телевизор. Это было то время, когда началось страшное бедствие, постигшее Россию в конце XX века: чеченская война. В небе над станицей жужжали военные вертолеты – Чечня была в двухстах километрах от нас. Я пытался разобраться, что происходит во мне и вне меня. Близкий мне в те годы человек, Л.А.Китаев-Смык, психолог, исследователь проблемы стресса, поехал в Чечню изучать стресс у солдат с той и с другой стороны линии фронта, тогда она еще была. И как только переехал на «ту» сторону, сразу стал «кавказским пленником»… Ему повезло, он, воспользовавшись навыками психолога, сумел убедить жестокого руководителя чеченской контрразведки, что он всего лишь ученый, а вовсе не шпион, и остался жив, но его случай живо напомнил мне вечный сюжет русской литературы – и его нетленный источник…

И вот тогда, продумывая происходящее, я впервые за много лет открыл «Слово о полку Игореве», чтобы больше уже не закрывать, не расставаться много лет, как люди не расстаются с Бхагават-гитой или Новым Заветом.

Но я не религиозен – так получилось. Моей религией стало «Слово о полку…».

Итак, откроем «Слово».

НЕ ЛЕПО ЛИ НЫ БЯШЕТЬ, БРАТИЕ,

НАЧАТИ СТАРЫМИ СЛОВЕСЫ

ТРУДНЫХ ПОВЕСТИЙ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ,

ИГОРЯ СВЯТОСЛАВИЧА!

НАЧАТИ ЖЕ СЯ ТЪЙ ПЕСНИ

ПО БЫЛИНАМЪ СЕГО ВРЕМЕНИ,

А НЕ ПО ЗАМЫШЛЕНИЮ БОЯНЮ.

БОЯН БО ВЕЩИЙ,

АЩЕ КОМУ ХОТЯЩЕ ПЕСНЬ ТВОРИТИ,

ТО РАСТЕКАШЕТСЯ МЫСЛИЮ ПО ДРЕВУ,

СЕРЫМЪ ВЪЛКОМЪ ПО ЗЕМЛИ,

ШИЗЫМ ОРЛОМ ПОДО ОБЛАКЫ.

Итак, стоило нам открыть книгу, как сразу – омут непонятностей. Вчитаемся еще раз.

1. Не стоит ли начать старыми словами военных повестей (песнь) о походе Игоря Святославича?

2. Начаться же этой песни как были нашего времени, а не по замыслу Бояна.

3. Вещий Боян, когда хотел петь песню, был подобен белке на древе, волку на земле и орлу в небе.

Какое-то странное получается с самого начала противоречие. С одной стороны – (1) не начать ли как Боян? С другой – (2) начнем не как Боян. А все-таки Боян хороший – (3): и как белка прыгает, и как орел летает и т.п. Так хороший или плохой? И как все-таки была пропета песнь – старыми словесами или новыми?

Вариант А.С. Пушкина.

«Все, занимавшиеся толкованием «Слова о полку Игореве», перевели: Не прилично ли будет нам, не лучше ли нам, не пристойно ли бы нам, не славно ли, други, братья, братцы, было воспеть древним складом, старым слогом, древним языком трудную, печальную песнь о полку Игореве, Игоря Святославича? Но в древнем славянском языке частица ли не всегда дает смысл вопросительный, подобно латинскому ne; иногда ли значит только, иногда – бы, иногда же; доныне в сербском языке сохраняет она сии знаменования. В русском частица ли есть или союз разделительный, или вопросительный, если управляет ею отрицательное не, в песнях не имеет она иногда никакого смысла и вставляется для меры так же, как и частица и, что, а, как уж, уж как (замечание Тредиаковского).

В другом месте «Слова о полку» ли поставлено так же, но все переводчики перевели не вопросом, а утвердительно. То же надлежало бы сделать и здесь.

Во-первых, рассмотрим смысл речи: по мнению переводчиков, поэт говорит: Не воспеть ли нам об Игоре по-старому? Начнем же песнь по былинам сего времени (то есть по-новому), а не по замышлению Боянову (т.е. не по-старому). Явное противуречие. Если же признаем, что частица ли смысла вопросительного не дает, то выйдет: неприлично, братия, начать старым слогом печальну песнь об Игоре Святославиче; начаться же песни по былинам сего времени, а не по вымыслам Бояна. Стихотворцы никогда не любили упрека в подражании, и неизвестный творец «Слова о полку Игореве» не преминул объявить в начале своей поэмы, что он будет петь по-своему, по-новому, а не тащиться по следам старого Бояна. Глагол бяшет подтверждает замечание мое: он употреблен в прошедшем времени (с неправильностью в склонении, коему примеры встречаются в летописях) и предполагает условную частицу. Неприлично было бы. Вопрос же требовал бы настоящего или будущего».

Кроме того, вот еще аргумент. «В русском языке сохранилось одно слово, где ли после не не имеет силы вопросительной – неже-ли. Слово неже употреблялось во всех славянских наречиях и встречается и в «Слове о полку Игореве»: луце ж потяту быти, неже полонену быти».

Итак, частица «ли» могла не иметь отрицательного смысла. Но ведь могла и иметь. А то, что следующее за всем этим описание Бояна как летящего орлом и скачущего белкой и волком, очевидно, есть восхваление поэта, Пушкин комментирует так:

«Не решу, упрекает ли здесь Бояна (автор) или хвалит…»

Конечно, Александр Сергеевич, это трудно решить, поскольку, после того как автор твердо решил не следовать Боянову стилю, было бы логично ему поговорить о причине: мол, старые словесы плохи потому-то и потому-то, а он, наоборот, начинает петь какие-то дифирамбы… Тем более что там стоит слово «ибо». Между тем и в дальнейшем автор относится к Бояну с огромным уважением и восхищением. Это только в наше время говорят: «Да что ты растекаешься мыслью по древу? Конкретнее не можешь сказать?» В прошлом слово «мысль» значило «мысь», мышь, белка, существо, которое прыгает по дереву (растекается; «течь» – двигаться, «и он безмолвно в путь потек» и т.д.).

В таком случае, как раз наоборот, следовало бы ожидать, что автор именно и стремится петь старым стилем, как Боян, ИБО тот летает орлом и прыгает белкой и рыщет волком. Зато во фразе «начаться же сей песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна» частица «не» поставлена не там. Нужно: «Начаться же сей песни НЕ по былинам сего времени, а по замышлению Бояна. Боян ведь вещий и т.д.».

Но… выходит, что поэт, автор, призывает в очень реалистическом произведении уклониться от правды, от были, «былины»! Как-то это странно и даже невозможно. Поэтому известный историк А.Л.Никитин считает, что нужно принять некий «средний вариант»: частица «не» просто пропала; выходит: «по былинам сего времени, а по замышлению Бояна». То есть Боян «замыслил», но жил-то он давно, давно помер, знать, что произошло, не мог, поэтому в его «форму» нужно налить современное «содержание», «былины сего времени».

«Но ведь в тексте стояло прямо: «А не по замышлению!».

В печатном тексте 1800 г. – да; в списке Мусина-Пушкина – вероятнее всего, тоже так. А вот в том, что списки «Слова…», послужившие образом «Задонщине», имели отрицательную частицу «не», я очень сомневался. Пожалуй, был даже прямо уверен в обратном. И уж совсем был уверен в том, что эта частица не могла возникнуть под пером автора «Слова…»! Она могла возникнуть под пером переписчика только в XV или в XVI веке, когда соединительное значение слова «а» стало забываться и на первое место выдвинулось его противительное значение, так что первоначальный смысл фразы «и по замышлению Бояна» был понят наоборот и, естественно, усилен частицей «не».

Грамматике и синтаксису русского языка такое объяснение не противоречило, однако литературоведами и историками воспринималось с большой осторожностью. Из того, что это могло быть, отнюдь не вытекало, что так и было. Следовало найти возможность сослаться на соответствующий авторитет, подкрепить себя филологическими аргументами, и вот они нашлись.

В тоненькой, ветхой от времени брошюрке, именовавшейся «Научным бюллетенем Ленинградского университета № 2», подписанным к печати ровно за месяц до окончания Великой Отечественной войны, я обнаружил автореферат А.И.Поповой – ту самую работу, которую тщетно до этого искал. Называлась она «Значение и функции союза «а» в древнерусском языке».

Важность вывода, сделанного в статье, представлялась настолько несомненной, что я переписал всю работу целиком. «Одним из древнейших и основных значений союза «а» было соединительное, – писала А.И.Попова, – обнаруживающееся более четко лишь в древнейших списках древнейших памятников… Соединение с помощью «а» носило характер необязательного присоединения, добавления вроде «кроме того», «сверх того», «да», прибавляющее еще что-то, причем добавляемое органически не связано с предшествующим, не вытекает из него, не присоединяется как нечто новое, далекое, чисто случайное… Даже противоположное ожиданию и тогда противополагаемое».

В начале «Слова» можно было видеть именно такой случай. Если перевести мысли его автора на современный язык, то выходило примерно так: «Начнем же эту поэму о событиях нашего времени, используя стихи и, кроме того, еще и замысел Бояна».

Впрочем, про использование стихов в «Слове» ничего нет: это добавление оставим на совести Никитина. Оно связано с его идеей, что автор «Слова» использовал куски более древнего текста, принадлежащего Бояну (так же, как автор «Задонщины», переписывал целые фрагменты самого «Слова»). Ниже мы еще будем обсуждать эту гипотезу. А пока скажу лишь, что к исправлению А.Л.Никитина можно отнести те же возражения, что и к более старому толкованию Пушкина: так могло быть, но это еще не значит, что так было. Какие бы авторитеты ни «подтверждали» возможность, необходимость остается недоказанной! Вот если бы «авторитеты» доказывали необходимость!.. А так они бьют мимо цели.

Третью попытку истолковать все те же первые строки «Слова о полку Игореве» мы находим в широко известной статье Д.С.Лихачева «Предположение о диалогическом строении «Слова о полку Игореве». Здесь утверждается, что противоречие есть и было и его нельзя и не нужно «уничтожать» поправками и переосмыслением, так как оно связано с тем, что «Слово» исполняется двумя певцами, противоречащими друг другу, спорящими, комментирующими, подхватывающими…

«Разделим текст «Слова», – пишет Лихачев, – между двумя различными певцами. Первый певец поет: «Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы трудных повестий о полку Игореве, Игоря Святъславлича!» Вопроса в конце этой фразы нет: есть утверждение, что начинать «трудные» повести о походе Игоря «лепо» «старыми словесы».

Итак, первый певец предлагает исполнять песнь «старыми словами», в традиционной манере.

Второй певец возражает. Он предлагает петь по «былинам сего времени», т.е. в согласии с тем, как события произошли: «Начати же ся тъй песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню!». Второй певец – сторонник фактического рассказа, «по былинам сего времени», а не в старомодной, пышной манере Бояна.

Первый певец, сторонник Бояна, объясняет: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серымъ волком по земли, шизымъ орлом подъ облакы». Первый певец настаивает на пении в духе Бояна, и об этом свидетельствует частица «бо»: она может относиться только к первой фразе…»

Из трех вариантов истолкования начальных фраз «Слова» третий кажется мне наиболее глубоким и красивым. Главное его достоинство – приводимые в его защиту аргументы (а они многообразны и относятся ко всему тексту поэмы) подтверждают не возможность, а необходимость амебейности, то есть рассчитанности поэмы на двух исполнителей, на диалог. Действительно: все «Слово» как бы пронизано бинарностью, «факт» и его «комментарий» противопоставляются историческим реминисценциям и аналогиям. В ряде случаев «автор» говорит о себе во множественном (двойственном!) числе, в других – в единственном, что трудно объяснить иначе. Сама лихачевская реконструкция текста «Слова» под двух исполнителей выглядит очень естественной, и эта естественность – важный аргумент в пользу амебейности.

Кроме того, амебейность – обычное явление в средневековой поэзии. Многие произведения в древности исполнялись на два голоса или двумя хорами: скандинавские хвалебный песни, воспевание подвигов погибших воинов, песнопения скальдов и т.д. Лихачев ссылается на многочисленные примеры, приведенные в книге А.Н.Веселовского «Три главы из исторической поэтики» и у Стеблина-Каменского в книге «Древнескандинавская литература». Он обращает внимание исследователей на книгу Л.В.Кулаковского «Песнь о полку Игореве. Опыт воссоздания модели древнего мелоса», где говорится о возможности двух или нескольких певцов-исполнителей «Слова». Заметим, что Д.С.Лихачев прямо указывает на своего предшественника – Л.В.Кулаковского. Он вовсе не хотел выставить себя единственным открывателем теории (гипотезы, догадки) об амебейности «Слова». И все-таки Дмитрий Сергеевич одну ссылку сделать забыл.

В 1999 году, уже после смерти автора, вышла книга А.А.Гогешвили «Три источника «Слова о полку Игореве», где он, касаясь вопроса об амебейности, пишет:

«Академик Д.С.Лихачев в целой серии сравнительно недавних публикаций развивает перед широким и специальным читателем увлекательную гипотезу об амебейности, диалогической архитектонике текста «Слова о полку Игореве». Сомнения в притязаниях на принадлежность этой гипотезы Д.С.Лихачеву быть не может: в редакционном предисловии первой из указанных публикаций говорится «о последней примечательной гипотезе академика Лихачева», сам он в указанной статье выражается еще более определенно – «Мое понимание строения «Слова», Л.А.Дмитриев и О.В.Творогов прямо говорят о «догадке Лихачева» и перечислении его заслуг в изучении этого памятника.

Какую бы притчу рассказал О.В.Творогов, если бы принял во внимание, что эта гипотеза давно и определенно обозначена как принадлежащая академику А.И.Белецкому, причем не в каком-либо закрытом или малоизвестном провинциальном издании, а в сборнике, имеющемся в библиотеке каждого, кто мало-мальски серьезно занимается изучением «Слова».

Вот тебе и «уважение к собрату по профессии» (заметьте – к академику, а не к студенту!), вот тебе и «важнейшая заповедь науки», что «каждая цитата или упоминание чужого мнения» должны «иметь свой точный адрес».

Но, может быть, Д.С.Лихачев действительно не читал статью своего коллеги, помещенную в одном сборнике с двумя его собственными программными работами?»

Это место в книжке Гогешвили я прочитал, еще листая ее в книжном магазине. Я был просто потрясен. Я был уверен, что Д.С.Лихачев действительно не заметил маленькой ссылочки в статье А.И.Белецкого! Или заметил, но сразу же забыл, а потом, когда эта идея вновь явилась, но уже как собственная, забыл, откуда она взялась.

Гогешвили нанес удар, спасения нет, подумалось мне. И действительно, через некоторое время я узнал, что Д.С.Лихачева не стало. Кто виноват? А.А.Гогешвили не может быть назван виновником – книжку издали его родственники, которые вряд ли могли всерьез судить о том, что делают.

С Д.С.Лихачевым, судя по всему, сыграла трагическую шутку его собственная память.

Мария – Ярославна

…Муж мой – потомок Олега, прозванного Гориславичем. Этот Олег был сыном Святослава Ярославича, одного из сыновей Ярослава Мудрого. Святослав – один из тех трех князей, что заточили в поруб моего прадеда Всеслава. Мать моего Святослава тоже звали Марией – самая знатная среди русских княгинь, она сразу невзлюбила меня. Отец Святослава, я уже рассказывала тебе о нем, – Всеволод Ольгович, тогда он был великий князь киевский. Я видела его нечасто. У него было широкое лицо, редкая бородка, маленькие глазки. Я боялась его, от русских князей всего ждать можно, а Святослав отца боготворил. Я? Никогда никого не боготворила. Разве только… разве только одного Трояна, старинного певца. Его еще называют Гомер.

Иногда я брала в руки гусли и напевала греческие песни, переделанные на русский лад. Ведь я помнила и наши полоцкие напевы, и то, что пели в ту пору девушки в Киеве, – заговоры, молитвы, печальные и радостные песни… Иногда мне вспоминались песни трубадуров из далеких западных стран, иногда я сочиняла песни сама и пела в одиночестве, в тереме, перебирая струны гуслей или водя смычком по гудку. Природа одарила меня красивым низким голосом, но обычно я пела негромко, а когда кто-то входил в мою горницу, замолкала. Но я знала, что Святослав иногда останавливался перед входом и прислушивался. Он ничего не говорил мне, лишь улыбался, и я улыбалась в ответ и, когда я чувствовала, что он стоит возле дверей, не переставала петь…

На княжеских пирах обычно пели другие, я же сидела рядом со Святославом, и никто не осмеливался просить меня спеть. Однажды на пиру пели бродячие певцы: отец и сын, отца звали Словута, и был он слеп, как Гомер. Песнь сказывала о давнем происшествии, о смерти юного князя Ростислава, брата Владимира Мономаха. Ростислав утонул в Стугне… Там было какое-то слово, не понравившееся гостившему у нас князю Андрею Боголюбскому, я тебе еще расскажу потом о нем. Певец намекал на неясную роль Мономаха во всем этом странном событии: ведь Стугна невелика, ее струя узка, и там, где утонул Ростислав, не было настоящей глубины. Говорят, князь запутался за кусты, затопленные водой, но куда вероятнее другое объяснение: Мономах, якобы бросившийся спасать брата, сам же его и утопил. Мономашичи не любят вспоминать эту историю. Вот и приказал Андрей прогнать бродячего слепца Словуту. Никто не перечил Андрею: он гостил в нашем доме и, следовательно, был словно хозяин. Хорошо еще, что он не приказал певцов казнить – с него бы стало. Но когда певцы ушли, оказалось, что петь больше некому, и Святослав попросил меня…

В прошлом, если князья на пиру хотели услышать песнь, то устраивали игру: соколы-юноши бежали за девушками-лебедями. Какую лебедь первую догонял сокол, та и песню запевала. Так вот, Ярославна, моему соколу даже догонять меня не надо было.

Я запела песню о Мстиславе Храбром, о том, кто победил в поединке Редедю, касожского богатыря. Это старая история, Ярославна. Были времена, когда Ярослав Мудрый и Мстислав Храбрый были единственными наследниками Владимира Святого. Был еще, правда, Судислав, но его великий ваш Ярослав заточил в поруб и держал там многие годы, а потом отправил в монастырь, где Судислав и скончался. И все потому, что Судиславу надлежало быть наследником Владимира.

И столкнулись Мстислав и Ярослав в яростной битве за власть. И Мстислав победил. Но он был младший и к тому же благородный. Он не стал добивать врага, приходящегося ему братом. И братья разделили Русь по Днепру. Ярославу досталась вся правая часть и Киев, Мстиславу – вся левая часть с Черниговом. Потом Мстислав умер, и всею Русью (кроме Полоцкой земли) завладел Ярослав. Но у Мстислава был сын – Вячеслав, который по праву должен был наследовать Чернигов. Ярослав изгнал Вячеслава и приказал стереть его имя из всех книг и из памяти людской. И долго на Руси не было слышно о потомках Мстиславовых. Однако у Вячеслава был сын – Борис, и он вдруг появился неизвестно откуда и заявил свои права на Чернигов. Но в Чернигове место было занято – там сидел Всеволод Ярославич. И Борис Вячеславич вынужден был бежать в Тмутаракань, к князю Роману, сыну Святослава, а значит, к сопернику Всеволода. К тому времени Ярославичи перессорились, Святослав изгнал Изяслава из Киева и стал сам княжить там. Затем Святослав умер, и Изяслав вновь сел в Киеве. Всеволод же Ярославич стремился сам сесть на великокняжеский престол, а в Чернигове хотел он посадить вместо себя сына своего Владимира Мономаха. Но пока сделать этого Всеволод Ярославич не мог, киевляне знали правила наследования престолов и не пустили бы младшего брата вперед старшего. Поэтому Всеволод, сын гречанки, усвоивший нравы византийского двора, знаток ядов, рассчитывал в будущем как-нибудь убрать старшего брата Изяслава, и тогда самыми серьезными конкурентами для него стали бы его племянники – дети Святослава: Олег и Глеб и Роман Тмутараканский. И верные Всеволоду люди убили Глеба. После этого Всеволод пригласил Олега отобедать с ним в Чернигове. Неведомо, о чем они там говорили, известно лишь, что Олег, не дожидаясь утра, тайно вскочил на коня и помчался в Тмутаракань, туда же, где был Борис Вячеславич и младший брат его Роман. А тут еще слухи поползли, что и самого Святослава Ярославича смерть была темной, и тут тоже подозревали руку его брата Всеволода.

Собрав дружину, Олег Святославич и Борис Вячеславич выступили на Всеволода из Тмутаракани к Чернигову. Но Всеволод не дремал. Он вызвал подкрепление из Киева во главе с самим великим князем Изяславом и из Переяславля войско своего сына – Владимира Мономаха. Враги сошлись у селения Нежатина Нива. Как посмотрел Олег на войска соперников, так и ахнул: «Нет, мол, нам вероятия победить». Но Борис сказал: «Коли не хочешь биться, с тобой Бог, а я буду биться один». Ну и Олег, конечно, остался.

Начался бой, страшный и кровавый. Никто не хотел уступать, но в конце концов победил Всеволод. И в бою этом погиб великий князь Изяслав, погиб и Борис Вячеславич. Погиб Изяслав, правда, как-то странно: его в пылу битвы ударил копьем свой же витязь из-за спины. А может быть, то был посланный Всеволодом убийца? И повезли тело Изяслава в Киев ко Святой Софии отпевать. Олега же схватили и отправили в ссылку в Византию.

Всеволод, похоронив Изяслава, стал великим киевским князем, Владимир Мономах сел в Чернигове… Как видишь, Ярославна, мечты Всеволода сбылись в полной мере. Не верь летописям, где пишут, что был Всеволод мягким и добреньким. Не таким он был, сын византийской царевны. Не от нее ли унаследовал Всеволод свое вероломство? Это свойство передалось и сыну его, Владимиру Мономаху. Того Владимира по справедливости нужно было копием приколоть к горам Киевским… А теперь потомки его Рюрик и Всеволод, и врозь с нашими часто полощутся их знамена. А нужен мир, нужно единство. Второй век ведь раздоры правят Русью…

Когда я закончила песнь, когда смолкли гусли и гудок гудошника замолчал, воцарилось молчание. Никто не хлопал, не было и возгласов похвальных. Потом встал князь Андрей Боголюбский и сказал, глядя мне прямо в очи:

– Хорошо поешь, красавица. Но помни, память Мономаха и отца его – святое святых…

Он повернулся к сверкнувшему взором Святославу.

– Я не в упрек княгине, брат. Просто поэзия на Руси такая вещь… не обо всем можно говорить правду. Я знаю о делах деда гораздо больше, чем она или кто-либо из вас. И скажу без утайки, много было черного сотворено. Но люди любили его, Русь шла за ним, или это неправда? Не будем же чернить его светлый образ, разрушать народную легенду. Согласна, ходына Мария?

– Нет, княже. Я придерживаюсь других правил: говорить во всем правду.

– Таков твой поэтический стиль?

– Да, княже.

– Тогда приезжай ко мне в гости, ходына Мария. Мои певцы, увы, поют мне только то, что я хочу. Они хорошо умеют угадывать мои желания. Поэтому они не говорят ничего нового.

Князь Андрей повернулся и вышел.

– Ты чуть не поссорила меня с могущественным князем, лада, – сказал мне Святослав.

– Как же быть? – спросила я. – Неужто лгать?

– Нет, лада. Можно иначе. Следует научиться говорить так, чтобы по-настоящему понимали тебя только те, кто знает «ключи»… Истина замкнута на замок, и для несведущих повествование – лишь красивая картинка. Для этого существуют особые способы, например, шифры, акростихи… Римский поэт Оптациан использовал месостихи, в которых некоторые буквы стихотворения, записанного строками, составляли картинку или символ, о котором мог знать только посвященный. Еще есть способ разделенного письма, когда, по-разному разделяя строчку на слова, получают разный смысл. Еще – метафоры, аналогии, намеки, часть из которых также может быть не всем понятна. Таково и священное писание христианское, рекомое Библия. Много тайных смыслов и намеков в нем. Думаю, смысл его намного глубже, чем кажется церковникам. Но хватит об этом. Песнь твоя была так прекрасна, что и Андрей не смог тебе перечить. И где ты только этому научилась?

– У Словуты, милый, – ответила я. – В старое время он наведывался в Полоцк. А еще у бардов, трубадуров и минезингеров…

– Так он твой старый знакомый? Послать догнать его?

– Не надо, мой княже, ибо он ушел уже далеко.

Боян… или Троян… или… Гомер?

История изучения «Слова о полку Игореве» полна безумных теорий, ниспровергателей, глашатаев единственной и неопровержимой истины… Олжас Сулейменов считал, например, что автор великой русской поэмы – половец, за что удостоился «почестей», полагающихся русофобу. Поистине, ученые готовы были в драку лезть, только чтобы у них не отняли автора «Слова»! Но об Олжасе Сулейменове и его книге «Аз и Я» мы поговорим потом…

Примерно то же самое произошло и с работами замечательного историка А.Л.Никитина: хотя он утверждал всего лишь, что автор «Слова» включил в него, как это почти всегда бывало в средневековой поэзии, фрагменты из произведений болгарина – Бояна. Точно так же, например, как в «Задонщину», были включены фрагменты из того же «Слова о полку Игореве».

В старину ведь не было авторского права, никто не ставил на рукописях копирайта. Больше того – считалось пристойным пользоваться еще более древними текстами без указания автора и даже (о, ужас!) без кавычек включать их куски в свои. Помните: «Не лепо ли ны бяшет, братие». Лепо. Но с точки зрения современных канонов литературной этики это выглядит весьма нелепо.

Академики, да тот же Д.С.Лихачев, понимали, конечно, что утверждения Никитина не только не порочат «Слово», но подчеркивают его интернациональный характер, близость и единство культурных традиций с братским болгарским народом, а с точки зрения средневековых правил и оценок даже возвеличивают автора, поскольку указывают на его творческую скромность. Но в те недавние еще времена исследования такого рода были под пристальным идеологическим контролем.

Вот потому-то и обрушился на Никитина шквал державного гнева.

«В серии очерков писателя А.Никитина, напечатанных в журнале «Новый мир», «Слово о полку Игореве» подвергается вивисекции, ампутированию отдельных частей, расслоению. Отдельные места и весь памятник в целом объявляются плохо скроенным из равновременных частей. Этот вывод делается с необычайной легкостью и апломбом. На неосведомленных читателей очерки А.Никитина, несомненно, могут произвести некоторое впечатление. Особенно мне обидно за многочисленных преподавателей вузов и учителей литературы в средней школе. Что им говорить о «Слове», если они поверят в «ученость» и хотя бы частичную правоту А.Никитина? А ведь журнал «Новый мир» – один из самых авторитетных и читаемых в нашей стране.

…На самом деле мы имеем дело с имитацией научных аргументов и не более…»

из сборника 1986 г.

Кого у нас костили с такой же силой? Пожалуй, только академика Сахарова… Между тем выясняются новые факты, проливающие свет на всю подноготную этой истории.

В «Слове» действующими лицами оказываются Боян, Троян и… Зоян! Не много ли? А что, если эта троица – одно лицо? И действительно…

В свое время еще академик Н.С.Тихонравов предлагал Трояна «Слова» считать Бояном, поскольку «лигатура «ТР» в западнорусской графике писалась как буква «Б» и «З».

А если наоборот? Если Боян – это на самом деле никакой не Боян, а Троян? Не прочитал ли переписчик буквы «Тр» (их лигатуру, соединение) как «Б» и в другом месте – как «З»? Если это так, то никакого Бояна не было и нет. И весь образ великого древнерусского певца развеивается как дым?! Это же страшно. Понятно, почему Тихонравов предпочел прочитать Трояна как Бояна, а не наоборот.

Но кто же такой Троян? Может быть, это и есть имя древнерусского певца? Нет!

Теперь, после выхода книги А.А.Гогешвили (см. ее 4-ю главу), можно утверждать, что Троян – это вовсе не древнерусский певец, а не кто иной, как Гомер. Очень близок к этой точке зрения был уже граф П.П.Вяземский.

Итак. Список с лигатурой, то есть соединением двух букв в одну, нужно датировать либо концом XV, либо началом XVI века. В середине или в крайнем случае в конце XVI в. «Слово» вновь было переписано, теперь уже с ошибками (лигатура «Тр» была прочитана как «Б», «Тр» и «З»). Видимо, это и была рукопись А.И.Мусина-Пушкина. В этом или близком варианте со «Словом» познакомился и автор позднего варианта «Задонщины», но все же он предпочел прочитать это слово как «баюн», то есть «рассказчик». А в первоначальном списке это был никакой не «Зоян», и никакой не «Боян», и никакой не «баюн», а Гомер.

В тексте «Слова» приводится несколько строчек таких, как если бы их написал Троян-Боян. Вот одна из них:

НЕ БУРЯ СОКОЛОВ ЗАНЕСЛА

ЧРЕЗ ПОЛЯ ШИРОКИЕ,

ГАЛОЧЬИ СТАДА БЕГУТ

К ДОНУ ВЕЛИКОМУ…

Эти строки резко выделяются на фоне остального ритмического потока. Очевидно, что здесь воспроизводится гомеровский гекзаметр свободной строкой с шестью ударениями: «Не бу’ря соколы’ занесе’ чре’з поля’ широ’кая//Га’лици ста’ды бежа’тъ къ’ До’ну вели’кому», «Ко’мони ржу’тъ за Суло’ю, звени’тъ сла’ва въ Кы’еве//Тру’бы тру’бят въ Нове’граде, стоя’ть стя’зи въ Пути’вле».

В двух других местах «Слова» – прямые цитаты из Гомера, которые можно найти в «Илиаде»!

ВСТАЛА ОБИДА В ВОЙСКАХ

ДАЖ-БОГА ВНУКА,

ВСТУПИЛА ДЕВОЮ НА ЗЕМЛЮ

ТРОЯНА,

ВСПЛЕСНУЛА ЛЕБЕДИНЫМИ

КРЫЛЬЯМИ…

А.А.Гогешвили приводит следующую параллель: «…Богиня могучая все совершила,/Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет,/Страшная; нежны стопы у нее: не касается ими/Праха земного; она по главам человеческим ходит,/Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет./Древле она ослепила и Зевса, который превыше/ Всех земнородных и всех небожителей: даже и Зевса…» Илиада, XIX: 86-96.

ЕМУ ВЕЩИЙ ТРОЯН ДАВНО

ПРИПЕВКУ, РАЗУМНЫЙ, СКАЗАЛ:

«НИ ХИТРОМУ, НИ УМЕЛОМУ,

НИ ПТИЦЕУМЕЛОМУ

(ПРИЦЕГАДАТЕЛЮ?)

СУДА БОЖЬЕГО НЕ МИНОВАТЬ».

А.А.Гогешвили приводит следующие параллели: «Мизам предшествовал Хромий и Энномос, птицегадатель,/Но и гаданием он не спасся от гибели черной», Илиада, II: 858-859; а также: «Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный/Муж ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился», Илиада, VI: 487-489. Что, как я думаю, окончательно доказывает тождество Трояна-Бояна и Гомера.

И, значит, совершенно верно утверждает Гогешвили: нужно читать не «были вечи Трояна», а «были сечи Трояна», то есть речь идет о Троянской войне! Жаль только вот, что А.А.Гогешвили так и не высказался определенно, был ли Боян, или его не было. Слишком уж сильно меняется наше самовосприятие, если отказаться от огромной, мистической фигуры Бояна, родоначальника нашей словесности. Но, впрочем, в любом случае – Боян не совсем русский поэт, не правда ли? Стоит ли уж так сильно переживать, что этот миф оказался разоблаченным? Может быть, стоит просто посмеяться над нашей собственной доверчивостью?

Интересно, что первоначально в русской поэзии «Слово о полку Игореве» воспринималось прежде всего как весть о родоначальнике ее, таинственном Бояне, что само по себе было важным фактом, важнее, может быть, самого «Слова». М.М.Хераскову принадлежит честь первого упоминания о «Слове» в печати (в примечании к поэме «Владимир»). Это было еще в 1797 году, то есть за три года до опубликования «Слова» Мусиным-Пушкиным. В «Бахариане» Херасков писал:

Мне бы слогом петь всегда одним,

Как певали Барды Русские,

Барды Русские, старинные,

Как Боян пел древний соловей;

Он воскрес недавно в наши дни…

Для Хераскова явление Бояна было, пожалуй, поважнее «Слова». Поэты стремились в прошлом найти, углядеть Бояна, своего родоначальника, и они его углядели… там, где никого не было. В таких случаях критика отступает. Наука история отступает.

Интересно, что первоначальный образ Бояна сильно отличался от привычного нам. Это был юноша. И действительно, молодость русской поэзии и должен был олицетворять юноша. Но со временем образ Бояна стареет. Он превращается в зрелого воина, затем – в старика с длинной бородой, затем – чуть ли не в узловатое, сучковатое дерево, в саму природу, в мертвеца… Глаза его закрываются, он слепнет, и мы видим… Гомера.

Так в самой эволюции образа Бояна отразилось наше интуитивное восприятие истины.

Но как же быть тогда с «вставками» в «Слово о полку Игореве» из болгарского певца Баяна, о которых говорит А.Л.Никитин? Если никакого певца – ни русского, ни болгарского – нет?

Полагаю, эти вставки – из поэм самой Марии Васильковны, из ее прежних поэм, посвященных Святославу, Олегу, Владимиру Мономаху, Роману Святославичу, Ярославу Мудрому – князьям прежних времен.

Летающая белкою по древу

Итак, княгиня, женщина-автор, один из авторов «Слова»?

Позвольте, могут спросить, да возможно ли, чтобы в какой-то там дремучей старине, в XII веке появилось такое чудо – женщина-поэтесса? Да и были ли там вообще грамотные женщины?

Подобный вопрос свидетельствует о полной неосведомленности, ибо были, да притом обладавшие широкими, глубокими познаниями во всех областях тогдашней мировой культуры! И притом – как нигде в те времена в мире!

Впрочем, мнение о поголовной неграмотности во всяком случае простых русских женщин, не из княжеского рода, еще недавно было широко распространено даже среди специалистов. С удивлением узнали они, что Анна Ярославна умела писать: это следовало из ее подписи на латинском языке за малолетнего сына. Но все же это считалось тем исключением, которое подтверждает правило. И вдруг… Как всегда бывают удивительны эти «вдруг»! Обнаружились, и притом сразу в больших количествах, пряслицы с надписями.

Пряслице – это диск-грузик для того, чтобы крутилась прялка. Пряли – в этом нет сомнения – именно женщины и девушки, и подписывали они пряслицы своими именами, или им их дарили, и тогда подписывали дарители. Не было бы смысла подписывать, коли те, кому дарили, не умели читать.

Например:

«Янка подарила пряслин Жирке»,

«Иванко создал тебе это, единственная дочь»,

«От Жилислава»,

«Княгинин»,

«Пряслин Параши»,

«Господи, помоги рабе своея» и т.д.

Другие примеры – в статье А.А.Медынцевой, которая так и называется: «Грамотность женщин на Руси XI-XIII вв.».

На Руси женщина (в отличие от современного общества) одевала всех людей. Прядение, создание ткани, одежды было главным женским занятием в Древней Руси. Даже пуповину новорожденной девочке старались перерезать на веретене, чтобы магически «привязать» ее к будущему занятию. Когда девочка начинала приучаться к домашней работе, она выпрядала свою первую нить. Эту нить сжигали, и девушка съедала пепел. Или – по другому обряду – нить сохраняли, и когда девушка выходила замуж, под одеждой ее обматывали этой первой ее нитью. И муж разрывал эту нить в знак будущего семейного благополучия. Плохая жена звалась неряхой, не-пряхой. Без древнерусской женщины мужчина был бы в буквальном смысле без штанов. Волей-неволей зауважаешь.

В сказках и девочки, и мальчики слышали о девах-богатырках. Это были предания, отразившие, вероятно, какие-то исторические события, связанные с сарматами, амазонками, жившими в Причерноморье и интенсивно общавшимися с тамошним населением – скифским миром, куда входили и славяне: анты и сколоты. Просто во всем этом регионе (в отличие от более западных территорий и азиатского востока с его многоженством и гаремами) уже изначально процветало равенство мужчины и женщины.

На Руси никогда не было широкомасштабной «охоты на ведьм», как это было на Западе. А из глубокой древности тянулись традиции добрачной свободы. Добрачные дети ни в коем случае не оказывались помехой для свадеб – скорее наоборот! Их-то матери как раз и считались первыми невестами на деревне. Ведь они доказали свою полноценность как женщины, как будущие матери. К ним-то и сватались. Так было на русском Севере, у старообрядцев. Вероятно, так было в древности повсеместно. Порой детей заводили даже нарочно, чтобы выйти замуж поскорей. А если девушка до брака становилась матерью «по вине» знатного боярина или князя, считалось, она принесла в дом, в род счастье, потому что думали: знатных вождей осеняла священная сила, милость Богов. А все эти ханжеские обряды, когда простынки, запачканные кровью после первой брачной ночи, выносят на показ гостям – это уже явление позднее, связанное с христианством. Никакой ценности девственность, сохраненная до брака, для древних славян не представляла. Скорее уж вызывала недоумение и подозрение: здорова ли девушка?

Не случайно героини русской литературы (та же пушкинская Татьяна, или Анна Каренина, или «луч света в темном царстве» Катерина, и даже дама с собачкой и т.д.) так отличаются своей самобытностью, душевной силой, нерушим

Мария Васильковна. Тайна «Слова о полку Игореве». Часть 3.

Необходимо отметить: впервые имя Марии Васильковны как возможного автора «Слова» назвал Г.В.Сумаруков в своей книге «Затаенное имя» (и еще раньше, если уж быть точным, – в тезисах зональной конференции на Урале).

Это еще не все аргументы в пользу авторства Марии. Главный аргумент – впереди, речь идет о «проблеме акростихов» в «Слове о полку Игореве». Но эту проблему мы будем обсуждать чуть позже.Самый важный аргумент из числа тех, что приведены в «Затаенном имени», – это так называемые «краестрочные записи», принцип чтения которых – сверху вниз по первым буквам строчек (наподобие акростиха).Нужно учесть, что, согласно предварительным оценкам , длина строчки в первоначальной рукописи «Слова» была приблизительно 30 букв. Разница же в длине между различными строчками может достигать и десяти букв. Я приму с небольшим «запасом», что длина строчек может отличаться от 30 на 7 букв как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения (но скажу заранее, что большинство краестрочий, обнаруженных в тексте, гораздо более «ровные»).От найденной буквы отступаем на 30 знаков вправо (средняя длина строки, подсказанная исследованием ). Вторая буква (А) может оказаться рядом с найденным местом (так как не каждая строка имеет длину 30 букв). Поэтому просматриваем буквы на расстоянии не более семи знаков (вперед и назад) от данной точки.

Продолжение.

Начало в №№ 4-5, 2004 г.

Аргументы

Г.В.Сумарукова

Кто такой Г.В.Сумаруков? По профессии – биолог, доцент МГУ. Вероятно, впервые он заинтересовался «Словом» на почве биологии (очень там много разных животных, и некоторые – весьма таинственные – див, зегзица и др.), а потом не расставался с этой темой двадцать лет.

Непрофессионал. А что такое профессионал? Тот, кто 5 лет протрубил в институте? Ну а что такое 5 лет в сравнении с двадцатью годами упорных занятий и научных изысканий?

Так что – был Георгий Владимирович профессионалом, да еще каким!

Написав книгу «Кто есть кто в «Слове о полку Игореве», Сумаруков сразу же стал одним из самых знаменитых исследователей «Слова». Мне рассказывали: на любое литературоведческое собрание, на любую конференцию проходил он без пропуска, демонстрируя охранникам зеленую книгу, ставшую в одночасье знаменитой.

Обивал пороги, пытаясь создать московский музей «Слова о полку Игореве», был потом председателем его ученого совета… В старом московском планетарии организовывал лекции о затмении, сопутствующем Игореву походу. Перевел «Слово» в двух вариантах, написал и опубликовал множество статей, выступал на различных конференциях…

К несчастью, мне не удалось познакомиться с Сумаруковым, его не стало 18 сентября 1997 г., когда я в казацкой станице праздновал свой день рождения (вот такие-то совпадения). А когда приехал затем в Москву, то на витрине одного из книжных магазинов увидал тоненькую книжицу – последнее, но удивительное творение Георгия Владимировича.

«Затаенное имя» – небольшая книжечка, всего 48 страниц, однако, содержит блистательные идеи. Когда я прочитал ее, то я оценил их как прорыв в «слововедении», и нынче не поменял своего мнения. Поэтому позволю себе привести сравнительно большие выдержки из «Затаенного имени».

Вот какие аргументы приводит Г.В.Сумаруков в пользу авторства Марии Васильковны (кроме тех, что уже приведены):

1. Если сравнить два описания боя Игоря: в «Слове» и в Ипатьевской летописи, то можно увидеть кардинальные различия.

«Слово»:

Утром, в пятницу, потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девиц половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким местам – и всяким узорочьем половецким. Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древко – храброму Святославичу!

«По этому описанию, – пишет Сумаруков, – совершенно невозможно воссоздать картину сражения. Собственно, о сражении здесь сказано поверхностно, в самых общих фразах: половецкие полки «потоптаны». А вот о военной добыче говорится, наоборот, очень подробно: ценные украшения и одежды перечислены со всей скрупулезностью.

Так писать могла только женщина. Более того, в поэме, там, где приведено окончание сражения Игоря, а также в описаниях сражений давно минувших дней всюду предметы военного обихода снабжены яркими эпитетами, например: щиты червленые, сабли каленые, полки железные. Метафорично говорится о действиях воинов на поле брани: занять оборону – это значит кликом поля перегородить, пойти в наступление – рассыпаться стрелами по полю. Таких эпитетов и метафор здесь очень много. Именно они придают поэме ту особую поэтичность, которая выделяет ее из остальной массы древних, безусловно, замечательных, но все же прозаических литературных произведений. Такая манера описания сражений, какую мы видим в «Слове», явно более подходит автору-женщине, нежели мужчине».

Ипатьевская летопись:

Наутро же, в пятницу, во время, когда служат обедню, встретились с полками половецкими. Успели подготовиться половцы: вежи свои отправили назад, а сами, собравшись от мала до велика, стали на противоположном берегу реки Сюурлий. А наши построились в шесть полков: Игорев полк – посередине, а по правую руку – полк брата его, Всеволода, а по левую руку – Святослава, племянника его, перед этими полками – полк сына его, Владимира, и другой полк, Ярославов: ковуи с Ольстином, а еще полк впереди: стрелки, собранные от всех князей. И так построили полки свои…

«Мы не знаем, – комментирует Сумаруков, – кем был автор этой летописной повести – человеком светским или из духовного сословия, но ясно, что он был мужчиной, а не женщиной. Столь же тщательно описаны ратные сцены и многих других военных повестей всего древнерусского периода».

2. Одно из возражений против авторства женщины – многочисленные употребления образов из соколиной охоты, например в описании игры на гуслях певца Бояна:

Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал – они же сами князьям славу рокотали.

Или еще пример:

Тогда пускал десять соколов на стаю лебедей – которую догонял сокол, та первая песнь пела.

Если автор увлекается соколиной охотой, то он – мужчина, потому что соколиная охота – мужская забава. Но, «известно, что женщины лично участвовали в княжеских охотах». Существует «летописное сообщение о неудачной попытке Святослава взять в плен Давыда Смоленского. Нападение совершено на охоте, причем и Давыд, и Святослав охотились вместе с женами».

3. «Еще одна литературная особенность может свидетельствовать в пользу автора-женщины. Это плачи. Всего в поэме три плача: плач русских женщин о павших на поле брани мужьях, знаменитый «Плач Ярославны» по мужу Игорю, плененному половцами, и плач княгини Анны по утонувшему в реке Стугне сыну Ростиславу (кстати, в этой сцене автор не упомянул имени его сводного брата Владимира Мономаха, на глазах которого Ростислав утонул – это явное умолчание о Владимире Мономахе; об умолчаниях см. ниже). Хорошо известно, что во все времена слагательницами и исполнительницами плачей на Руси были женщины. В летописях, которые почти всегда писались мужчинами, о плачах упоминается лишь вскользь и поверхностно».

4. «Полоцкая тема в «Слове» – визитная карточка автора». «Полоцкий раздел занимает одну десятую часть всего текста поэмы – столько же, сколько описания всех сражений, вместе взятых. Такое внимание к полоцким событиям может свидетельствовать о полоцком происхождении автора».

«Князь Брячислав – родной брат Марии Васильковны. В поэме сказано: Не было тут брата Брячислава… (выделено мной. – Г.В.). Если бы поэму писал посторонний этому персонажу человек, он написал бы: Не было тут князя Брячислав… но не брата. Очевидно, употребление этого слова указывает на родственные отношения писавшего поэму к Брячиславу и его братьям».

«Князь Всеволод («другой Всеволод») был братом Марии. Он, как и Изяслав, в летописях не упомянут. Итак, в этом разделе поэмы названы три родных брата Марии Васильковны. Осведомленность автора о полоцких делах значительно бoльшая, чем у летописцев…»

5. «Можно привести еще одно косвенное свидетельство в пользу полоцкого происхождения автора «Слова». Родоначальник князей Ольговичей, Олег Святославич, в поэме назван Олегом Гориславичем. Ни в каких других письменных источниках он Гориславичем не прозывался. Это отчество-прозвище происходит от имени Горислав. Происхождение его, считают исследователи, неясно. Ясна только вторая половина имени – слав, т.е. слава или славный. Первая же половина имени произошла либо от слова горе (в таком случае полное имя – Горькославный), либо от слова гора, верх – Верхославный, но, думается, что правомочно производить его и от глагола гореть, тогда полное имя означает Горящий славой. Так или иначе, но в поэме Олегу Гориславичу автор и сочувствует, и осуждает его, и восхищается им. Имя Горислав (женская разновидность – Горислава) в древнерусских письменных источниках встречается считанное число раз. Два из них для нас представляют интерес, поскольку имеют прямое отношение к Полоцкой земле.

Владимир I Красное Солнышко, взяв в жены полоцкую княжну Рогнеду после кровавой расправы над ее отцом и братом, прозвал ее Гориславой. Дальнейшая судьба Рогнеды-Гориславы была горестна: Владимир выслал ее с сыном-первенцем Изяславом в отстроенный для них город в Полоцкой земле – Изяславль. Изяслав стал основателем династической ветви Полоцких князей, к которой принадлежала и Мария Васильковна. Второй раз это имя встречается в связи с более близкой Марии Васильковне родственницей. Игуменья Евфросиния Полоцкая постригла в монахини двух своих сестер, родную и двоюродную, и двух племянниц. Родную сестру в миру звали Гориславой. Княжна Мария Васильковна приходилась Гориславе племянницей и, возможно, училась вместе с ней в монастырской школе. Без сомнения, Мария Васильковна знала и трагическую судьбу Полоцкой Рогнеды-Гориславы, приходившейся ей прабабкой.

Таким образом, в роду Марии Васильковны были две Гориславы, о судьбах которых она знала. И если она действительно была автором «Слова», то становится понятным отнесение этого очень редкого отчества-прозвища к Олегу Святославичу, родному деду ее мужа. Неясно только, почему она его так прозвала – из сочувствия, осуждения или восхищения».

6. На Руси было всего три Софийских собора. В поэме же упомянуты лишь два – Киевский и Полоцкий. А Новгородский собор, второй по значению, не упомянут. Причина умолчания заключается, видимо, в том, что автор не хотел писать о неприглядном эпизоде, происшедшем в 1067 году. Всеслав Полоцкий, захватив Новгород, снял с Софии колокола и перевез их на Софию Полоцкую. В полоцком разделе поэмы говорится о том, что Всеслав, находясь в Киеве, слышал звон колоколов из Полоцка. О том, что это были новгородские колокола, автор не упомянул. Такое умолчание мог сделать лишь полоцкий автор, симпатизировавший Всеславу и представлявший его идеальным князем.

Автор в «Слове» ничего не пишет о Владимире Мономахе, княжившем в Киеве несколько десятилетий назад. Между тем этот могущественный князь мог бы быть блестящим примером для подражания князьям Игорева времени. Во-первых, Владимир Мономах, как никто из других князей, создал прочное единство на Руси. Во-вторых, объединив Русь, он нанес такой сокрушительный удар по половецким ордам, что после него в южных степях половцев не было около двух десятилетий.

Но Владимир Мономах принимал участие и во внутренних походах, в междоусобной борьбе Древней Руси. Немало таких походов связано с Полоцкой землей, и о них он пишет в своем «Поучении детям»…

«Еще одно красноречивое умолчание – о великом князе Киевском Мстиславе Владимировиче, сыне Владимира Мономаха. Он успешно продолжал политику отца, ведущую к сплочению русских княжеств в борьбе с внешней опасностью. Как сказано в летописи, он загнал половцев за Дон и за Волгу, за Яик (Урал). Известны его успехи в установлении добрых отношений со многими европейскими странами. За многочисленные достоинства этого могущественного князя еще при жизни называли Великим. Но по отношению к Полоцкой земле Мстислав Великий, как и его отец, проводил жесткую политику. Так, он организовал совместный поход нескольких князей против «непослушного» Полоцкого князя, намеревавшегося вернуть отторгнутые еще Владимиром Мономахом Минскую и Друцкую волости. Наступление шло четырьмя колоннами, и нападение на полоцкие города должно было произойти одновременно в условленный день. Но полочане сами изгнали неугодного Мстиславу князя, избежав тем самым разгрома. По отношению к Полоцкой земле Мстислав совершил еще одно унижавшее полочан действие. За очередное непослушание он вызвал в Киев трех полоцких князей с семьями и двух княжичей, там их осудил и выслал в Византию, в Константинополь, к своему зятю, императору Иоанну II Комнину. Ссылка продолжалась десять лет.

Оба великих князя – Владимир Мономах и Мстислав Великий – крепко держали единство Руси в защите от половецкой опасности, поэтому они, без сомнения, были бы очень удачными образцами князей для дополнительного утверждения главной идеи «Слова». Но по отношению к Полоцкой земле они проводили разрушительную, подчас унизительную политику. Следовательно, умолчание их имен может указывать на полоцкое происхождение автора поэмы, которому оба эти князя, разумеется, не были симпатичны».

Это еще не все аргументы Г.В.Сумарукова в пользу авторства Марии. Главный аргумент – впереди, речь идет о «проблеме акростихов» в «Слове о полку Игореве». Но эту проблему мы будем обсуждать чуть позже.

А сейчас вновь перенесемся в Древнюю Русь…

МАРИЯ – ЯРОСЛАВНЕ

На брегу моря половецкие девы песни распевают, весну величают, златыми браслетами русскими звенят, вспоминают Шарукана, поверженного Святославом – радуются отмщению… А как любили веселиться наши погибшие дружины!

…Твое счастье, Ярославна, что Всеволод Ярославич не был в числе твоих предков – темная кровь передается по наследству. Он не твой предок, ведь галицкие князья ведут род свой от князя Владимира Ярославича, другого сына Ярослава Мудрого, который умер еще при жизни отца, и во всей этой темной войне между детьми Ярослава участия не принимал. И хотя ныне муж мой князь Святослав сменил вражду на мир с Рюриком Ростиславичем, потомком Мономаха, и даже правит русской землею совместно с ним (хотя и считается старшим), нет в моей душе доверия Рюрику, а он, хоть и улыбается ходыне Святославовой, в душе таит ненависть ко мне, ведь я едва не застрелила его брата, Давыда, собственной рукой. Да, Ярославна, это было.

Но вернемся снова к тем давним временам, когда жили сыны Ярославовы… Итак в Тьмуторокани остался лишь один последний сын Святослава – Роман Святославич. Собрал он своих воинов, нанял половцев, и решился выступить в поход за честь своего племени, за кровь Бориса Вячеславича. Но как вступил он в златое стремя, солнце покрылось тьмою, ночь настала среди дня, пробудились птицы, заревели стада… Так было, Ярославна, и когда Игорь твой выступил в свой поход – темная тень луны затмила ясно солнце. И се есть знак смерти для русских князей, потомков Даж-бога, то есть Бога солнца. И взглянул князь на свое воинство, и увидел – все оно тьмою покрыто. Но сказал Роман, верный слову своему и чести: «Братия и дружина! Лучше нам порубленным быть, чем в полон попасть!». И выступило войско его в поход. Потому что настоящий воин иногда должен действовать вопреки знамениям сил небесных, если того требует доблесть и боевой пыл. Не кори Игоря, доченька, он знал о Романе, знал, чем кончился его поход злосчастный, но не придал этому значения: не мог Игорь свернуть с предназначенного ему пути. Ведь когда лучник натягивает тетиву, ничто не способно уже остановить стрелу…

Преломить копие, установить мир – нет ничего благороднее. Игорь ведал грозные опасности похода, но надеялся на поддержку Кончака, – тот опоздал; но почему, почему, не бросился Кончак на защиту друга? Почему не вступил в бой с Гзой? Почему нарушил древние заветы гостеприимства? Почему лишь выкупил Игоря, но не отмстил за него?

Романа тоже предали половцы. Всеволод перекупил их. Романа убили, и не ведает никто, где кости его лежат.

Но Игорь-князь жив, жив, Ярославна, и он обязательно вернется к тебе. И когда это сбудется, не забудь тогда старую княгиню Марию, вспомни ее добрым словом тогда…

Искусство игры на гуслях передается от отца к сыну.

Был Словута-отец, знаменитый гусляр, был да умер. И по городам и весям ходить стал с гуслями Словута-сын. Это он выучил меня игре на гуслях, то было еще в годы ученичества моего у Ефросинии Полоцкой. Полюбил его муж мой, Святослав. Но, ох, не любило Словуту все племя Мономахово! Появлялся Словута неожиданно и неожиданно уходил, повесив гусли за спиной. И однажды ушел Словута – да так и не вернулся… Видно, все же настигли его псы Мономаховы.

Во Владимире Волынском, куда после свадьбы приехали мы с мужем, впервые услышала я свист боевой стрелы, увидела полки мужа и отца его, великого князя Всеволода Ольговича, построенные в боевом порядке под черными знаменами во время войны с Владимиром Володаричем, выступившим против нас по непомерной своей гордости. Я в полном боевом облачении сидела на коне рядом с мужем, хотела быть на него во всем похожа. Он смеялся: «Ты ради меня парнишкой станешь!». Но та, первая война была не опасна: на нашей стороне было преимущество и в силе военной, и в боевом духе. Те годы – время счастья, молодости, пора любви, заботы о маленьких детях… Я все время была рядом с мужем: вместе мы возились с малышами, вместе ездили на охоту, вместе принимали гостей и поднимали заздравные чаши. Счастье царило в доме нашем…

Между тем на огромных пространствах Руси вновь зрела крамола. Жизнь Всеволода Ольговича подходила к концу. Он знал об этом и хотел престол киевский передать своему брату Игорю.

Как тебе известно, Ярославна, Всеволод, его брат Игорь и отец твоего Игоря Святослав – Ольговичи, сыновья Олега, прозванного Гориславичем. Того самого Олега, которого Всеволод Ярославич после битвы на Нежатиной Ниве пленил и отправил в ссылку в Византию. Всеволоду Ярославичу помог в этом сам византийский император Никифор III – он считал Всеволода союзником и рад был услужить. Олега отправили на греческий остров Родос, и он там не зря провел время: женился на гречанке, красавице Феофано Музалониссе, от слова «музыка», – а сама она была, говорят, прекрасней самой прекрасной музыки, потом вернулся на Русь, в Тьмуторокань. Музоланисса не поехала с ним, ждала, что возвратится ее князь, и слала ему плачи за море. Но не вернулся русский князь Олег…

Византийцы отпустили Олега, договорившись, что он заплатит за себя богатый выкуп нефтью, которую добывают в Тьмуторокани – им она была нужна для византийского огня – горючей смеси, что горит и в воде… Так-то Олег вновь и попал на Русь.

Началась долгая война между ним и Владимиром Всеволодовичем Мономахом. Вся южная Русь была охвачена пожаром войны.

Тогда при Олеге Гориславиче сеялось и взрастало междоусобие, погибали тут и там внуки Даж-бога. В крамолах княжеских век человеческий сокращался. Тогда по русской земле редко пахарь песни пел, но часто вороны кричали, слетаясь на добычу, трупы деля меж собою.

Для Владимира Мономаха не было никаких моральных границ, хотя в своем «Поучении», написанном перед смертью, старался он выглядеть справедливым миролюбцем. Но вот что припоминается мне, Ярославна. Однажды Мономах заманил для переговоров половецкого хана Итларя, гостившего с сыном в Чернигове. Итларь пришел в Киев, и тогда Владимир предательски убил его, вырезал всю его свиту и еще потребовал от Олега, чтобы тот выдал и сына Итларя, оставшегося в Чернигове. Олег отказал. Тогда Мономах натравил на Олега митрополита, и тот вызвал Олега на суд. И Олег сказал: «Не пойду на суд к епископам, игуменам да смердам!» Вот за что возненавидел князя Олега Мономах и все его племя – Олег мог за себя постоять и никогда никого не предавал. Был он живым укором сыну Всеволода Ярославича. За это и объявили мономашичи Олега врагом русской земли…

И вот теперь сын Олега, мой тесть, князь Всеволод (какой-никакой он был, а все же – не Мономахово племя!) умирал в Киеве. Мы с мужем срочно приехали туда. Там было уже много незваных гостей. Как летучие мыши слетелось туда все мономашье отродье – и все ждали смерти Всеволода. Лишь один Святослав Ольгович (отец твоего Игоря, Ярославна) был среди них нашим другом. Все вокруг кишело изменой. Племя мономашичей все еще боялось мощной десницы Всеволодовой, хоть и оставалось тому жить несколько дней. Всеволод потребовал, чтобы все князья целовали крест Игорю Ольговичу. И все целовали, и все приносили клятву… Но стоило закрыться глазам Всеволода, как все эти клятвы были забыты.

Мономашичи хотели посадить на престол своего Изяслава Мстиславича, сына того Мстислава, что нас в ссылку отправил, они привели к Киеву войска, со всех сторон окружили древние стены… Лишь мой Святослав и Святослав Ольгович остались верны Игорю Ольговичу, которому суждено было пробыть киевским князем всего лишь несколько дней. Когда началась битва, Святослав не позволил мне быть рядом с ним: слишком уж серьезно было дело. Он повелел мне ждать его в Ирининском монастыре.

Оказывается, когда город осаждают, в нем воцаряется полная тишина. Вблизи стен слышны крики людей и звон металла, а на улицах – совершенное безлюдье. В соборе монахи завели тихую молитву, и я тоже молилась, но не так. Я молилась Солнцу, Днепру и Ветру: «Светлое, ты пресветлое Солнышко! – говорила я. – Ты для всех красно, для всех светло! Помоги ладе моему! Днепр, о Днепр Словутич! Ты пробил горные кручи! Не оставь ладьи лады моего! Ветер, брат мой! Ты надуваешь паруса в море, колышишь ветви деревьев, несешь облака в небе… Неси стрелы лады моего в цель! А коли ранят князя моего, превращусь я в чайку, полечу над Днепром, омочу рукав бебрян в живой воде, утру князю раны на могучем теле».

И вдруг вдали углядела я точку, которая вспыхнула ярким золотом на солнце: то был золотой шлем моего мужа, Святослава. Странная картина: по всем признакам битва закончена, а Святослав будто никуда и не торопится, медленно едет к монастырю на коне, рядом с ним верный воевода Кочкарь и несколько воинов. Едут и спокойно разговаривают…

Подъехал, слез с коня, обнял меня. Оказалось: самое худшее. Изяслав Мстиславич победил, въезжает в Киев, монахи с иконами встретили его, жители с приветственными криками вышли на улицы – боялись, что тот отдаст Киев на разграбление своим витязям. Игорь Ольгович со своими воинами застрял в каком-то болоте, окружен врагами и не может выбраться, ранен. Святослав Ольгович вынужден был отступить и поехал сначала в Чернигов, а потом сбирается в Новгород-Северский и в другие города искать управу на Изяслава..

– Бежим, муж мой! – сказала я.

– Куда бежать, Мария? – ответил он. – Всюду теперь настигнут нас. К тому же за теми, кто бежит, гонятся и убивают как трусов и врагов.

– А здесь? Разве здесь мы в безопасности?

– Здесь по крайней мере нашей жизни ничто не угрожает. Ни один холоп не посмеет поднять руку на князя из рода Ярослава. Этот золотой шлем, что на мне – лучшая нам защита. Да и Изяслав побоится, думаю я, марать имя свое убийством безвинного родственника в первые же дни княжения. Борис и Глеб у всех на памяти, спасибо попам.

Вышло так, как сказал Святослав. Новый князь Изяслав Мстиславич (сын того Мстислава, что отправил род наш в Византию, помнишь, Ярославна, я рассказывала об этом?) приблизил нас к себе, и мы жили в княжьем доме, пользуясь всеми привилегиями князей, хотя и не могли по своей воле покинуть великого князя. Несчастного князя Игоря Ольговича держали под охраной, потом он (по воле или по неволе – не знаю) стал чернецом, монахом. Вскоре Изяслав поручил моему мужу одно опасное предприятие: пресечь «самоуправство» князя Вячеслава, дяди Изяслава (у которого, кстати, на Киев было гораздо больше прав, чем у самого Изяслава). Святослав поехал. Все прошло успешно. В результате Владимир Волынский у нас отняли, но дали несколько городков в Волыни, куда мы, впрочем, уехать так и не успели…

Между тем Святославу Ольговичу передали, чтобы он ступал прочь из Новгорода-Северского и не требовал освобождения брата своего Игоря, за что ему обещал Изяслав оставить Курскую волость, где он княжил ранее. Узнав об этом, Святослав Ольгович заплакал и сказал: «Не хочу ни волости и ничего другого, но верните лишь мне брата моего, Игоря». Но Изяславу легче было умереть, чем отпустить на волю смертельного врага своего. Он науськал на Игоря киевскую чернь. И когда Игорь молился во храме, толпа выволокла его и растоптала…

Нас со Святославом ждала бы та же участь, но в то время Изяслав отпустил нас в Чернигов. Дело было так. Однажды ночью прискакал в Киев верный нам человек от Святослава Ольговича. Новости были важные: Святослав позвал на помощь северного князя Юрия Долгорукого, твоего деда (который, тоже имел больше прав на престол киевский, нежели Изяслав). Поддержку обещали также и черниговские князья, потомки Давыда Святославича. Святослав вспыхнул: «Хочу быть со своими». К тому же и пребывание наше в Киеве становилось все более тягостным. За нашей спиной часто слышались плохо скрываемые насмешки. И вот Святослав испросил у великого князя позволения отбыть в Чернигов, где прошла его юность. «Вся жизнь моя – там», – говорил Святослав. И, к счастью, Изяслав дал свое согласие. В то время он еще не знал, что черниговские князья замышляют союз с Долгоруким против него. Это стало известно буквально через несколько дней после нашего отъезда, и, верно, Изяслав горько пожалел о своем позволении, но, как говорится, птички упорхнули…

Началась долгая война. Мы с мужем были вместе и в бою, и в пирах. Подрастали рядом и наши дети, под трубами рождены, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены…

…Вернемся, Ярославна, ко временам войны иной: между Олегом Гориславичем и Владимиром, прозванным Мономахом. По смерти Всеволода в Киеве сел Святополк, сын Изяслава Святославича, поскольку он был старше Владимира, и тот не посмел нарушить закон дедов о лествичном восхождении на престол Киевский. Меж тем война опустошила уже весь юг Руси. Города опустели, в селах пылали церкви, житницы и гумны. Пленники, заключенные в цепи, шли тут и там из одной страны в другую, и сказывали они друг другу: «Я из того-то города русского». «А я из такого-то», – отвечал товарищ по несчастью…Много неправедностей совершалось, и я уже рассказывала тебе об участи несчастного половецкого хана Итларя…

В Стугне-реке утонул во время битвы с половцами юноша Ростислав, брат Мономаха. Сам Мономах был рядом, говорят, прыгнул в воду, чтобы спасти брата. Я же думаю, Мономах и утопил его – брат мог стать его соперником и смертельным врагом…И склонились ветви деревьев от жалости…

Пользуясь распрями между князьями русскими, половцы набеги свои совершали, жгли города русские, уводили в полон русских женщин. Хан Боняк чуть было Киев не захватил, выжег монастыри, погубил и монахов, грабил церкви, келии, деревянные предместия Киева.

Русь приближалась к тому последнему краю, за которым уже не было бы ей спасения. И собрались князья в Любече, чтобы утвердить мир и границы. И пока целовались и пировали князья, Мономах задумал новое злодейство, которое совершил не своими руками. Ведь Мономаху все еще не удалось сесть на Киевский престол, там сидел его старший брат Святополк. И вот Мономах сделал так, что до великого князя Святополка дошли слухи, что якобы Мономах вместе с Васильком Теребовльским замышляют измену. Хорошо придумал он, чтобы на себя самого донести: никто потом не поверит, что сам же Владимир Мономах всему причиной. Ничего не подозревавший Василько ехал в ту пору мимо Киева, зашел помолиться в монастырь св. Михаила… «Видишь, – сказали Святополку, – он не собирается даже предстать пред очи твои: как же он ненавидит тебя!». Между тем Василько лишь торопился к себе домой, так как услышал, что половцы собираются напасть на него.

Святополк послал к Васильку: «Прошу тебя, заедь ко мне, хочу хоть обнять тебя на дорогу». Василько сел на коня и поехал в Киев. Князь ввел его в горницу и сам вышел. Потом ворвались воины, связали Василько, повалили на пол и острым ножом выкололи ему глаза… Потом злодеи убежали, оставив бедного князя в крови на полу без памяти. Он пришел в себя, спросил: «Где я?» И еще, говорят, сказал: «Зря вы сняли с меня окровавленную рубашку, в ней предстал бы я пред верховным Судиею». Вскоре все выяснилось, общий гнев обрушился на Святополка. А Владимиру только того и нужно было: чем хуже Святополку, тем ближе Мономах к престолу желанному златому Киевскому…

Акростихи?

О внешнем виде «Ярославской» рукописи граф Мусин-Пушкин писал: «…Разобрать ее было весьма трудно, потому что не было ни правописания, ни строчных знаков, ни разделения слов, в числе коих множество находилося неизвестных…». Отсюда понятно – текст списка XV (или XVI) века, а следовательно, вероятно, и рукописи XII века написан сплошь, без раздела на слова.

По меньшей мере два переписчика (их могло быть и больше) в XV и в XVIII веках могли значительно изменить характер рукописи, например, в XVIII веке было сделано разбиение на строчки и на страницы.

Более того, многие исследователи «Слова» не без оснований предполагают, что страницы рукописи были перепутаны. Так, например, Б.А.Рыбаков пишет: «Филологи возражают против каких-либо сомнений в цельности и ненарушенности текста, объясняя нелогичности «поэтической вольностью» Автора, но мы не можем закрыть глаза на явное механическое нарушение текста». Б.А.Рыбаков приводит ряд примеров, которые «свидетельствуют о насильственном разрыве целостного текста вставками, которые в свою очередь тоже в некоторых случаях подвергаются механической перетасовке, нарушающей даже грамматические формы… Это очень хорошо объяснится, если мы допустим не сознательную порчу текста, а всего лишь невнимательность при переплете «ветшаной книги» с рассыпавшимися листами» (Б.А.Рыбаков, «Петр Бориславич». М.,1991, стр. 6-7).

Между тем сейчас пойдет речь об особенностях текста, которые дают основание для предположительной разбивки его как на страницы, так и на строки, причем так, как это было изначально. Эти особенности текста – суть феномены, ни в каком другом древнерусском тексте не наблюдающиеся…

Сам факт отсутствия аналогов мог бы служить аргументом против «реальности» феноменов, описываемых ниже, однако и само «Слово» ведь явление для русской (в т.ч. древнерусской) литературы уникальное.

Вернемся к книжке Г.В. Сумарукова.

Самый важный аргумент Г.В.Сумарукова из числа тех, что приведены в «Затаенном имени», – это так называемые «краестрочные записи», принцип чтения которых – сверху вниз по первым буквам строчек (наподобие акростиха).

Исследуя текст «Слова о полку Игореве» и разбивая его на гипотетические строчки, Г.В.Сумаруков обнаружил, например, следующие возможные краестрочия (всего он нашел их 5), подтверждающие его догадку.

Г.В.Сумаруков не приводил в своей книжке никакого статистического обоснования результатов поиска. Поскольку текст «Слова» содержит около 15 тысяч знаков, можно предположить, что, разбивая текст на строки произвольным образом, в виде «краестрочий» в нем можно обнаружить любые слова и словосочетания, составленные из часто встречающихся букв. К таким относятся и «Мария», и «сие писа». Поэтому у меня, когда я прочитал «Затаенное имя», сразу же возникло желание проверить результаты Сумарукова. Это можно было легко сделать с помощью несложной программы на компьютере, описание которой приводится ниже.

Алгоритм.

Программа, о которой идет речь, состоит из нескольких шагов.

Представим себе, что текст «Слова» (или вообще какой-то текст, который мы подвергаем проверке на наличие в нем какого-то определенного краестрочия) расположен в виде линии: «н,е,л,е,п,о,н,ы,б,я,ш,е,т,ь,б,р,а,т,и,я» от начала до конца.

Предположим также, что краестрочие, которое мы ищем, – «МАРИЯ».

Шаг первый.

Просматривая буквы слева направо по одной, находим первую букву краестрочия (в нашем случае – М). Если такая буква найдена, переходим ко второму шагу.

Шаг второй.

Нужно учесть, что, согласно предварительным оценкам Г.В.Сумарукова, длина строчки в первоначальной рукописи «Слова» была приблизительно 30 букв. Разница же в длине между различными строчками может достигать и десяти букв. Я приму с небольшим «запасом», что длина строчек может отличаться от 30 на 7 букв как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения (но скажу заранее, что большинство краестрочий, обнаруженных в тексте, гораздо более «ровные»).

От найденной буквы отступаем на 30 знаков вправо (средняя длина строки, подсказанная исследованием Г.В.Сумарукова). Вторая буква (А) может оказаться рядом с найденным местом (так как не каждая строка имеет длину 30 букв). Поэтому просматриваем буквы на расстоянии не более семи знаков (вперед и назад) от данной точки.

Если нужная буква (А) найдена, переходим к следующему шагу: ищем третью букву.

Шаг третий.

От найденной второй буквы (А) отступаем на 30 знаков вправо и «сканируем» вперед и назад на 7 знаков. Если нужная третья буква (Р) найдена, переходим к следующему шагу.

Четвертый и пятый шаги полностью аналогичны второму и третьему шагам (только в них разыскиваются буквы И и Я).

Если на каком-то из шагов от второго до пятого буква не находится или «сканирование» уже закончено, то нужно вернуться к предыдущему шагу (возможно, требуется еще раз провести «сканирование»).

Если краестрочие найдено, то оно распечатывается, но работа программы продолжается, то есть продолжается «сканирование» предыдущего шага (оно может еще не быть закончено) или происходит возврат к предыдущему шагу.

Программа была реализована в языке QBASIC.

Наиболее интересные результаты получились при попытке запустить программу, задавая на «входе» имя «Мария». Согласно традиционной орфографии, имя «Мария» пишется с «i» (иже). Однако эта буква в древних рукописях встречается довольно редко, для иноязычных слов и для обозначения чисел. В XII веке имя «Мария» часто писали с «и» (ижеи). Такое написание можно встретить, например, на берестяных грамотах Новгорода.

Вместо слова «краестрочия» в дальнейшем будем употреблять термин «скрытое слово», так как такие слова (и тексты) могут располагаться на странице по-разному. Я обнаружил 114 возможных скрытых слов.

Изучая скрытые слова, видим явление, которое можно называть группированием найденных вариантов: некоторые варианты скрытых слов имеют общие буквы. Дело в том, что вероятность найти новый вариант, в котором буквы совпадают с уже найденными в предыдущем случае, должна быть несколько выше – и это приводит к тенденции «слипания» вариантов.

Последовательные варианты образуют группу вариантов, если каждый следующий имеет хотя бы одну общую букву с предыдущим. Будем считать также входящими в группу условно и те варианты, которые «накладываются друг на друга», хотя и не имеют общих букв. Пользуясь этими правилами, легко выделять 23 группы вариантов в общем списке.

Когда я взглянул, как располагаются первые выходящие из работающего принтера группы вариантов, то я был поражен удивительной равномерностью их расположения. Я поэтому сразу же предположил, что это – страницы первоначальной рукописи. Я посмотрел на календарь и часы. Было 23 апреля 1998 года, 16 часов 10 минут.

Вот эта распечатка. (См. стр. 94).

Что меня буквально потрясло, так это совпадение размера страниц, как они получаются при вычислении, с их предполагаемым размером у Сумарукова: приблизительно 20 строк по 30 знаков, то есть 600 знаков на странице. У меня на первой странице 571 знак, на второй – 603, на третьей – 584, на четвертой – 579, на пятой – немного больше: 775…

Пять страниц, четко отмеченных именем автора на каждой, – ведь это удивительно! Компьютер смог вычислить, казалось бы, навсегда утерянные, рассыпавшиеся в прах несколько веков назад страницы великой рукописи! А еще не верят, что рукописи не горят!

Размахивая распечаткой, я побежал демонстрировать свое открытие домашним. Но никто не заинтересовался. «А? Что там? Какие-то полосочки? Ну это все… совпало, наверно… Ладно, ты за хлебом-то сходил?»

В этот день я встретился с Александром Беловым, возглавлявшим в то время общественный музей «Слова о полку Игореве» в Москве. Он делал доклад в МГУ на биофаке. Обстановка была нервная, тема новаторская, и когда я показал свои бумажки, он протянул: «Да-а-а… М-м-м…». И сразу заговорил о другом.

Я вышел из МГУ. Шел дождь. Мне хотелось плакать. Я вытащил свои распечатки. Дождь, мелкий и нудный, начал чертить на них тоненькие потоки. Я подумал: «К черту науку! К черту все мои открытия! Вот пойду сейчас и… и… выкину все эти «открытия» в урну!»

И вдруг я увидел тоненькую девушку и узнал в ней мою знакомую журналистку, которая еще только доучивалась на журфаке.

– Привет!

– А, здравствуйте! – отвечаю.

– Что не веселы? Голову повесили?

– Так, – говорю, – как-то… Дождь вот.

Помолчали немножко. Дождь струился за воротник.

– Открытие, – говорю, – совершил. Да только оно никому не нужно. Да вы идите, ведь промокнете, сюда вот, под крышу…

И повело меня. Рассказал все от начала до конца. Она слушала, и глаза у нее были настолько широко открыты, что, казалось, в них отражается вся высотка МГУ. Вот так и получилось, что я не выбросил свои распечатки из-за девушки, которая одна на всем свете поняла и оценила мою находку.

Итак, подведем предварительные итоги.

Мы встречаемся здесь с очень характерной проблемой для человековедческих наук:

ТАЙНА АВТОРСТВА «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

Рукопись «Слова о полку Игореве» (далее «Слово») была найдена в 1795 г. в Спасо-Ярославском монастыре известным любителем и собирателем русских древностей А.И.Мусиным-Пушкиным. Более чем 200-летнее изучение «золотого слова русской литературы» филологами, лингвистами, поэтами и историками не привело к разгадке тайны авторства поэмы. По этому поводу Дмитрий Лихачев писал: «Имя автора «Слова» нам неизвестно и вряд ли станет когда-нибудь известно. Все попытки точно выяснить имя автора «Слова», которые до сих пор были сделаны, не выходят за пределы самых шатких и фантастических предположений».

Предлагаем вашему вниманию интервью с учителем истории Лозовской школы Александром Бельдюгой. Он не только назвал имя наиболее вероятного автора «Слова», но и убедительно аргументировал свое научное открытие.

Александр Сергеевич, в чем актуальность и важность разгадки тайны авторства «Слова»?

Не зная имени автора «золотого слова русской литературы», мы никогда не сможем ответить на три основополагающих вопроса: кто, где и с какой целью написал поэму? Разгадка тайны авторства - также важный аргумент в пользу подлинности «Слова».

Среди предполагаемых авторов поэмы исследователи называли народных придворных, странствующих певцов; бояр; воевод; дружинников; епископов; летописцев; князей и даже княгинь. Среди них Игорь Святославич, Ярославна, Святослав Всеволодович, Мария Васильковна.

Практически все версии авторства «Слова» основываются на предположениях, которые не имеют научно обоснованных доказательств.

Кто же он - загадочный автор «Слова»?

Собирательный образ автора «Слова» - это книжно образованный человек с большим опытом литературной деятельности, княжеского происхождения, приближенный Святослава Киевского. На эту роль идеально подходит жена Святослава Всеволодовича - великая княгиня киевская Мария Васильковна.

Какие аргументы в пользу Марии Васильковны Вы можете привести?

Мария получила хорошее по тем временам образование. Её родная тетка, монахиня Ефросиния, одна из образованнейших женщин Руси, писала книги и занималась переводом с греческого, открыла при полоцком монастыре школу для девочек и лично руководила обучением племянницы. Полоцким местом рождения автора можно объяснить наличие в «Слове» большого раздела, посвященного истории Полоцкого княжества. Другие регионы Руси обделены таким вниманием. Без опыта литературной деятельности Мария Васильковна вряд ли смогла бы написать «Слово». По-видимому, эта образованная, осведомленная и талантливая женщина принимала участие в Киевском летописании, составив тексты с 1180 по 1194 год. По оценке Дмитрия Лихачева, киевская летопись XII в. - одна из лучших по своим литературным достоинствам, по языку, богатству событий, полноте деталей княжеского и дружинного быта.

В 1143 г. полоцкая княжна Мария Васильковна вышла замуж за Святослава Всеволодовича, биография которого была трудной, бурной и насыщенной событиями. В течение 1141-1194 гг. Святослав княжил в Турове, Пинске, Владимире-Волынском, Новгород-Северске, Чернигове, Киеве. Великим киевским князем он становился шесть раз, последний - с лета 1181 г. по 27.07.1194 г. За годы супружества Мария объездила с мужем всю Русь, поэтому хорошо разбиралась в тонкостях отношений между Рюриковичами.

- Поэма получилась гениальной по своим литературным достоинствам, актуальной призывом прекратить братоубийственные войны. Почему же тогда имя Марии Васильковны не указано на титульном листе «Слова» и не встречается в тексте поэмы?

Причина кроется в заказном характере «Слова». Автор поэмы преследовал не только благие цели (прекращение междоусобных войн, объединение Руси в федеративную монархию), но и использовал не совсем корректные средства достижения этих целей (формирование в лице половцев образа врага, умолчание о русско-половецких браках, призыв к общерусской борьбе с мнимой половецкой угрозой, восхваление великого

киевского князя Святослава Всеволодовича, дискредитация Игоря Святославича, иронизация над князьями Руси и Ярославной.

Ни одна из версий авторства «Слова» не является истиной в последней инстанции. Ваша - исключение?

Со 100% уверенностью утверждать, что разгадана тайна авторства «Слова» преждевременно. Работа продолжается. Тем не менее уже сегодня можно заявить: сделан еще один шаг на пути изучения данной проблемы. Анализ текста поэмы и широкой историографической базы позволяет назвать Марию Васильковну наиболее вероятным автором «Слова».

Ваше исследование - это научная или публицистическая работа?

На основе научной статьи написан исторический очерк, который адресован как широкому кругу читателей, так и краеведам, преподавателям истории Отечества и российской филологии.

Татьяна БОЛИБОК

  

Фрагмент из работы Александра Бельдюги «Тайна авторства «Слова о полку Игореве»

Мария Васильковна, выполняя заказ Святослава Всеволодовича, прежде всего должна была убедить Русь в том, что половцы- смертельная угроза, избавиться от которой можно было только совместными усилиями всех русских княжеств, а единственным достойным кандидатом на роль объединителя Руси является Святослав Киевский.Автор «Слова» именует половцев «погаными», т.е. «язычниками» или «плохими». Мария Васильковна восхищается природой Половецкой земли, сим-патизирует «красным девкам половецким», сравнивает кипчаков с гепардами, называет их «сватами», но не приводит ни одного примера русско-половецких браков.

Согласно летописных данных, на дочерях половецких ханов были женаты герои «Слова» и их родственники: Владимир Мономах, Свято- полк П Изяславич; Олег Святославич (Гориславич), его сын-Святослав Олегович, внук-Игорь Святославич, правнук-Владимир Игоревич; Рюрик Ростиславич, Юрий Долгорукий, Изяслав Давыдович- внук Святослава Черниговского. Гражданская жена Ярослава Осмомысла - половчанка Настя Чагрова.

Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, после смерти жены Ирины сошелся с половецкой княжной (в крещении Анна) и прожил с ней 20 лет. Их сын Ростислав после поражения от половцев, убегая с поля боя, утонул в реке Стуг- на. Автор «Слова» сообщает:

«... Плачет мать Ростислава, уныли цветы от жалости и дерево с тоской к земле приклонилось». Мария Васильковна, безусловно, сочувствует этой женщине, но не называет имени половчанки.

Половчанки были бабушками «красной» Глебовны, Владимира Глебовича Переяславского, Святослава Киевского и Ярослава Черниговского. У Ярославны, героини «Слова», половецкие княгини - прабабушка Евфимия (внебрачная жена Владимира Мономаха) и бабушка (дочь хана АепыОсеневича), у Игоря Святославича - бабушка ( дочь хана Осадука) и мать (дочь хана АепыГиргенича).

Вместе с «красными девками половецкими» на Русь следовала их прислуга: няни, гувернантки и др. В семьях, образованных в результате русско-половецких браков, супруги, их дети, ближайшее окружение знали и русский, и половецкий языки. Проникновение русичей в среду кипчаков также происходило в результате брачных отношений, при которых славянские женщины становились женами половецких мужчин. Автор «Слова» не приводит ни одного примера русско-половецких семей.

По «Слову», «поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую», «брали дань по белке от двора». Это не достоверная информация. Мария Василь-

ковна сообщает, что половцы, разбив в 1185 г. полк Игоря Святославича, «поделили по Роси и Суле города», «уже Сула не течет серебряными струями», «вот у Римова кричат под саблями половецкими». Но хан Кончак не смог взять Переяслав и, узнав о приближении русского войска, ушел в Подонцовье. Путивль отразил атаки хана Гзака, а Мстислав и Всеволод Святославичи изгнали Гзака из Посеймья.

Сведения о трагических последствиях половецких набегов в «Слове» (и Киевской летописи) явно преувеличены. Но для манипулирования общественным мнением, разжигания антиполовецких настроений такая информация в самый раз. Автор поэмы призывает князей к совместной борьбе с кипчаками «за землю Русскую, за раны Игоревы!».

Половецкая угроза Руси была мнимой. В.Пашуто подсчитал, что половецкие набеги коснулись 1/5 территории Русской земли. Тогда как русским походам подверглась практически вся Половецкая земля от Дуная на западе, до Дона на

востоке. Кочевья кипчаков были фактически беззащитны против тяжеловооруженной русской конницы. Обеспечить оборону женщин и детей на телегах легкая конница половцев была не в состоянии. Зимовья кочевников не были укреплены, тогда как русские крепости надежно защищали их обитателей. С 1116 г. по 1236 г. половцы не взяли ни одного крупного города Руси. По Лаврентьевской летописи, за этот период случаев участия кипчаков в усобицах-16, набегов половецких ханов и походов князей Руси - по 5.

В условиях почти ежегодно заключавшихся миров и брачных договоров, взаимовыгодной торговли многие кипчаки начали переходить (часто целыми родами) в христианство. Борис Греков русско-поло- вецкие отношения оценивал следующим образом: «Могущество Руси по сравнению с разрозненными ордами было несомненно, и поэтому те выступали то наемниками, то федератами, постепенно обрусевая и втягиваясь в экономические отношения, сражаясь с общими врагами Киевского государства и Половецкой земли».

По В.Каргалову, в XII веке половцы и русичи уже составляли единую-этносоциальную систему, причем число русских достигало 5,5 млн.человек, а половцев- несколько сот тысяч.

Николай Гумилев пришел к выводу, что «в ХИ-ХШвв.. Половецкая земля и Киевская Русь представляли собой одно полицентрическое государство. Это было выгодно обоим этносам, так как опасность грозила им как с юга, так и с запад а». Русичи, перемешавшись с крещенными половцами, создали новый этнос- малороссы (тюркское наименование

«казаки», польское - «украинцы»). По Н.Гумилеву, половцы наряду с угро-финами, христианскими монголами и крещенными литовцами смешались с русичами и приняли участие в формировании новой этнической общности, получившей название «великороссы». «Чистым» древнерусским племенем оставались белорусы.

Основные события конца XII - начала XIII вв. подтвердили характер русско-половецких отношений, сложившихся в предыдущий период, и их дальнейшее развитие. Русичи и половцы сражались на поле боя между собой и с общими врагами, заключали военные союзы, скрепляя их династическими браками(например, Мстислав Удалой женился на дочери хана Котяна), принимали крещенных половцев в свою среду и поддерживали тесные торговые отношения.

Фальсификация автором «Слова» русско-половецких отношений, формирование в лице кочевников образа врага, призыв к общерусской борьбе с мнимой половецкой угрозы свидетельствует о заказном характере поэмы, поэтому Мария Васильковна не указала свое имя на титульном листе «Слова».

БОЛИБОК, Т. ТАЙНА АВТОРСТВА «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» / Т. Болибок // Славяносербские вести. – 2020. – 10 сент.

*****
Также не даёт покоя
И этому автору....

Родное Слово души наполняет

Ладолея

на иллюстрации картина В.М.Васнецова "Боян"

• Описание шедевра Васнецова В М. «Баян»

• Автор: Виктор Михайлович Васнецов;
• Год: 1910
• Место нахождение: Государственный Русский музей, Санкт-Петербург;
• Размер: 303 x 408 см. Холст масло;
• Цена: На аукционах не выставлялась.

Содержание

1. История создания картины
2. Сюжет и анализ картины Васнецова «Баян»
3. Изображение на переднем плане
4. Образ главного героя
5. Роль пейзажа
6. Исторические моменты
7. Идея картины
8. Коллекция известных картин Васнецова

Чтобы написать хорошее сочинение по картине Васнецова «Баян», нужно прочувствовать дух времени Древней Руси. Памятник русской литературы той эпохи «Слово о полку Игореве» отражает моменты образа жизни старины глубокой, которые изобразила рука мастера. Во вступительной части сочинения – описания по картине «Баян» можно упомянуть, какое место занимает полотно в творчестве художника.

История создания картины

Творчество художника В. М. Васнецова знакомо с детских лет по иллюстрациям к сказкам. На его полотнах сказочные персонажи передают русский колорит. Замечательны его былинно-исторические полотна. В 1910-ом году Виктор Михайлович  создаёт поистине шедевр искусства знаменитую картину «Баян», эскизы которой были сделаны ещё 30 лет назад. Сюжет перекликается с основной фабулой «Слова о полку Игореве». В 1185 году был поход русских князей на половцев, которые потерпели поражение. Образы участников этого события оживились на полотне мастера.

Сюжет и анализ картины Васнецова «Баян»

Название картины указывает на человека-странника, который ходит по земле русской, складно да ладно повествует о могучем племени. Распевность его речи завораживает слушателей. Струны гуслей усиливают волнение и торжественное состояние от услышанного слова.

Изображение на переднем плане

Люди в доспехах расположились на зелёном холме, который возвышается над окружающим миром. Создан отдельный пьедестал на фоне природы. Защитники Руси сидят гордо и величаво, охватывая взглядом широкое пространство.  На вершине холма полукругом устроились князь со своей дружиной. Рядом устроился наследник и продолжатель дела отца. Это смелые, гордые, великие мужи, которые чувствуют ответственность за свою землю. Взгляд князя устремлён вдаль. Его переполняет желание прославить княжество в ратном бою, вернуться с победой. Сын старается соответствовать своему отцу. Однако его черты лица мягки, по-детски наивны. Его завораживает певучая речь Баяна. Оружие одного из воинов устремлён к небу. Это знак, символизирующий готовность идти в бой сиюминутно.

Образ главного героя

Баян удобно устроился слева от великого князя. Великая сила искусства вдохновляет дружину на подвиг во имя славы земли русской. Это старец, повидавший многое на своём веку, знающий историю благородного рода воителей несёт в себе правду жизни. Поднятая вверх рука несёт призывный характер. Туника, лапти, длинная седая борода. Понятно, что Баян ведёт аскетический образ жизни. Его речи внемлют великие мужи, он мог бы устроить себе достойную жизнь. Однако для певца важна духовная пища, а не телесная. И сидит-то он с краю, зато никого не обделяет своим вниманием, никто не смотрит в спину. Баян слеп, не видит глазами, но проникает в душу каждого слушателя силой голоса и настраивает на великие дела.

Роль пейзажа

Общее настроение художник передал через фоновые зарисовки. Как и в «Слове о полку Игореве» природа оживлена и принимает активное участие в событиях. По холму, покрытой зелёной травой и цветущим разнотравьем, можно определить летнее время года. Кроны деревьев издалека внемлют мелодию гуслей и звуки, издаваемые певцом. Богатство земли русской в её лесах, реках, холмах отразились на холсте. Однако нет летнего тепла и лёгкости. Многообразие серых тонов в цветовом холодном палитре сопровождает композицию картины. Замысловатые фигуры возвышаются над храброй дружиной, предвещая поражение и гибель. Ветер треплет волосы певца, дополняя образ. Создаётся впечатление грозности, предчувствие ужаса. Нависшее небо затемняет пышную зелень. Горе надвигается на великую Русь.

Исторические моменты

Воссоздать образ настоящего русского воина сложно. Автору холста пришлось немало потрудиться, чтобы изобразить великого воина. Представленные персонажи схожи с былинными богатырями, но  сидячее положение на картине индивидуализирует их как личность. Широкоплечие, статные мужчины большого роста с тяжёлыми руками расположились по кругу в задумчивой позе, только центральные фигуры устремлены всем видом вперёд. Они уверены в своём решении и не собираются что-либо менять, несмотря на знаки, которые посылает природа в виде затмения. Волосы у многих седые, доходят до плеч, брови кустистые, свисают на веки.
Воины находятся в полной боевой готовности. Облачены дружинники в тяжёлый металлический шлем, способный уберечь от нападения врага. Облегающая по фигуре кольчуга, подчёркивает стройность и статность воинов. Они с лёгкостью носят это тяжёлое обмундирование. Внимательный зритель заметит:  у каждого воина имеется щит. С X века оборонительное средство изготавливалось из металла. Каждый дружинник с любовью относился к боевому оружию. Щиты украшены орнаментами и узорами. Для придания исторической достоверности Васнецов детально воспроизводит все фрагменты эпохи.

Идея картины

Основная идея произведения «Слова о полку Игореве» – это восхваление князей русских и мысль об объединении разрозненных княжеств. Васнецову удалось изобразить, как Баян своей речью заставил задуматься вершителей судьбы Руси великой. Русские люди  – могучее племя, способное противостоять любому врагу. В них стать и сила. Русь едина в начинаниях и стремлениях. Здесь все равны: великие князья прислушиваются вещанию простых певцов. Слепой старец сказанием способен укрепить  дух великой дружины перед боем.

Сочинение по картине баян можно закончить с описанием создавшегося впечатления от картины.

________________________________________

«БОЯН БО ВЕЩИЙ, АЩЕ КОМУ ХОТЯЩЕ ПЕСНЬ ТВОРИТИ, ТО РАСТЕКАШЕТСЯ МЫСЛИЮ ПО ДРЕВУ, СЕРЫМЪ ВЪЛКОМЪ ПО ЗЕМЛИ, ШИЗЫМ ОРЛОМ ПОДО ОБЛАКЫ…»
(Из «Слова о полку Игореве»)

«Ой, Леля, ой, Лада, ой вы Рода доченьки,
Подарите утро ясно, подарите ноченьку.
Ой, Леля, ой, Лада, подарите ноченьку...
(Стихи Коры)

******************************************************

Стихотворение из цикла «Слово»

******

Любо мне древнерусское Слово,
Слово - Свет первозданной Руси,
В коей Лада и Света основа,
В коей БогоЯвленье Любви!

***

Родное Слово души наполняет
Водицей животворной родника,
Что из небесной крыни истекает.
Из божьего творится молока,
Из теста вечности – Родное Слово –
Руси Святой - великий Дух и суть.
Знамением Святого СветоСлова
Творила Русь веками светлый путь!

Родное Слово русские забыли,
Отдавшись словоблудию страстей.
Но, если вспомним: Родники Живые
Забьют…наполнят Русь! Из всех щелей
Изгонят бесов чуждого злословья.
Родное Слово – русской речи соль!
Разверзнись Небо! Сурью СветоСлова
Испейте, русы! И Руси Святой
Даруйте Свет, РОДной глаголя речью.
Русь жаждет очистительных дождей!
Свет-Словом Святорусским наполняйте
Русь-Матушку!

Речением речей
Исконно русских возрождайте Землю!

Хранимы в яви предков письмена:

«Я – русич, словоблудья не приемлю!
Я есмь РОДник божественный, Есмь я
Творец!… И Речь моя польется
Речушкою по полюшку Руси,
Водой живой и стар и мал напьются:
Водой моей божественной Любви!
Покров Руси – мое Живое Слово
И светом тканный Рода оберег!».

Творите же, о, русы, СветоСловом
Наш Родовой Божественный ковчег!

2009

***

 

С этим пока не знаю , что делать..?

   Слово о полку Игореве – послание предков о том, как Богиня Обиды и Раздора пришла на Русь и что делать, чтобы возвратить Разум на нашу землю.

 Жикаренцев В. 

    Кто такой князь Игорь Князь Игорь Святославлевич.

 Прежде всего, отметьте, что отчество Святославлевич также иногда произносится как Всеславлевич, означающее «Имеющий всесветную славу». Игорь – Гор – Хор/Хр — а это одно из имён Иисуса Христа (например, в Стамбуле есть церковь Христа Хора). Следовательно, имя Игорь Святославлевич может указывать на то, что мы имеем дело с Иисусом Христом, и его можно перевести как «Имеющий всемирную славу Христос». Предположение дерзкое, и его нужно подкрепить дополнительными доказательствами. Для этого нам нужно вспомнить недавнее открытие, которое сделали авторы НХ. Есть веские причины считать [33], что прообразом Иисуса Христа является византийский император Андроник Комнин, который жил в XII веке и был казнён в 1185 году (вспомните, что радиоуглеродный анализ Плащаницы, проведённый несколькими независимыми лабораториями в разных странах, тоже указывает на XI–XIV века). Авторы НХ обнаружили этот факт, сравнивая биографии Иисуса Христа и Андроника Комнина, а потом подтвердили его с помощью астрономических и математических расчётов. Андроник Комнин – блестящий поэт (именно ему, по-видимому, принадлежат так называемые псалмы Давида [33]), выдающийся ум, математик, философ, писатель, реформатор общественной жизни, полководец. Биограф Андроника рассказывает о чудесах, которые тот творил: например, он мог проходить сквозь стены, и Христос тоже мог это делать. Мать Андроника Комнина была русской. Кстати, на ранних иконах Богородица изображается русоволосой женщиной с славянской внешностью [36]. Итак, почему ещё князь Игорь, Иисус Христос и Андроник Комнин – это одно и то же лицо. Дату битвы Игоря с половцами, которую он проиграл, учёные высчитали как 6—13 мая 1185 года [37]. А византийский император Андроник Комнин был казнён весной 1185 года. И Иисуса Христа тоже схватили и казнили весной. Далее. Как отмечают его биографы [33], у Андроника были очень тесные связи со скифами, то есть с Русью. Во время своего изгнания он долго жил на Руси и перенял её обычаи, охрана его тоже состояла из скифов. Перед казнью он пытался бежать на Русь на корабле, но страшная буря помешала сделать это. Вот интересный факт из биографии Андроника. «Просидев несколько лет (в тюрьме Константинополя. – В. Ж.), Андроник, благодаря своей исключительной смелости и сообразительности, совершил оттуда побег, был опознан, схвачен, вторично бежал и сумел добраться до русского князя Ярослава Осмомысла Галицкого» (цит. по [33]). И тут же мы с вами открываем «Слово о полку Игореве» и читаем: «Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы угорскыи своими железными плъки…» То есть в «Слове» упоминается тот же князь Ярослав Галицкий. Правда, в «Слове» это княжество помещено рядом с горами угорскими (то есть венгерскими), но это, очевидно, ошибка автора. Дело в том, что на Волге было ещё одно Галицкое княжество (там же), а автор ошибся потому, что ко времени написания «Слова» (XVIII век – см. ниже) настоящая история Руси была уже искажена до неузнаваемости. А прозвище князя Ярослава Галицкого Осмомысл указывает на то, что мы имеем дело с очень высоко духовно развитой личностью, как, впрочем, и должно быть, ведь не зря же у князя Ярослава подолгу гостил сам Андроник Комнин – будущий Иисус Христос. Смысл этого прозвища вы узнаете из новой книги «Дорога Домой». А вот другие замеченные мной совпадения. Христос провёл тревожную ночь в Гефсиманском саду перед арестом (он всё время будил своих учеников, прося побыть с ним), императора Андроника Комнина тоже арестовали ночью в кабачке, где он пытался спрятаться от преследователей вместе с сопровождающими его людьми, то есть у него тоже была тревожная ночь, и князь Игорь провёл тревожную ночь в степи перед битвой с половцами (см. Приложение). Иисус Христос и Андроник Комнин были схвачены, и князь Игорь попал в плен к половцам. Андроник Комнин был казнён через несколько дней, князь Игорь потерпел поражение через три дня после первого набега на половцев, Иисус Христос был казнён через три дня после того, как его схватили. Перед казнью Иисуса Христа избили и изувечили, Андроник тоже подвергся издевательствам и страшным пыткам, причём РАНЫ, полученные Христом и императором Андроником, в точности совпадают [33]. А в «Слове о полку Игореве» автор НЕСКОЛЬКО РАЗ призывает русских князей и того же князя Ярослава Осмомысла отомстить ЗА РАНЫ Игоревы. Вот один из призывов: «Стреляй, господине, Кончака, поганаго кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!» Во время казни Христа солнце померкло, как отмечено в Евангелии: «…и сделалась тьма по всей земле до часа девятого» (Лука, 23: 44), а Игорю «солнце тьмою путь заступаше». А было ли какое-нибудь затмение во время казни императора Андроника? Игорь потерпел окончательное поражение от половцев 13 мая 1185 года. Авторы НХ высчитали, что 1 мая 1185 года было солнечное затмение, но оно не было видно в Константинополе, где казнили императора Андроника, но зато было полностью видно в Владимиро-Суздальской Руси и на средней Волге, как раз там, где в своё время жил Андроник у князя Ярослава Галицкого, спасаясь от преследований врагов у себя на родине (там же). Его-то, возможно, и отразил автор в «Слове о полку Игореве», потому что сам жил там, где это затмение видно было. Князь Игорь потерпел поражение на реке Каяле, а Иисуса схватили и казнили по приказанию Каяфы (Каяфа – Каята, поскольку буквы Ф и Т переходят друг в друга). В словах «Каяфа» и «Каяла» один и тот же корень: «кая». Ниже мы разберём это знаковое совпадение более подробно. Таким образом, можно с большой уверенностью заявить, что в «Слове о полку Игореве» под князем Игорем выведен византийский император Андроник Комнин, он же Иисус Христос. Версия авторов НХ, что Андроник Комнин – это Иисус Христос, получила независимое подтверждение через независимый источник: «Слово о полку Игореве». Если князь Игорь – это Иисус Христос, тогда тут же встаёт вопрос: что хотел сказать автор «Слова», когда писал о походе Игоря – Иисуса Христа – на половцев, о поражении русских войск во главе с князем Игорем и о его пленении? Возможно, если мы поймём, кто такие половцы, мы получим ключ и к князю Игорю… Но пока мы оставим этот вопрос без ответа, а рассмотрим другие вопросы, откроем другие тайны «Слова». Нам нужно создать основание, опираясь на которое, мы сможем открыть главную тайну, заключённую в «Слове по полку Игореве».

В ПОИСКАХ ГРАДА ТМУТАРАКАНИ

Катастрофичность, эсхатологичность мышления Иоанна Богослова (Зеведеева) и автора "Слова", их схожесть просто поражает. Так же как и в "Откровении" автор поэмы изображает крушение мира. Постигает причины, приводящие к этому: "Откровение есть не идиллия, но трагедия, борьба со Христом и за Христа против сил князя мира сего" (Прот. Сергий Булгаков). Думается, что именно этим состоянием, постигнутым в "Слове", поэма столь близка и понятна людям уже более поздних времен, в том числе и нам, когда это ощущение катастрофичности мира словно бы вдруг обострилось до предела, ибо "Откровение" относится к тому , что происходит всегда и всюду, но "не вмещается в ограниченном месте и времени" (Прот. Сергий Булгаков).

Да, конечно, многое изменилось в человеческой жизни за истекшие века, условия и обстоятельства жизни человека. Мы уже гадаем, что это были за мечи харалужные, не помня названия их, не говоря о технологии их изготовления. Но осталась неизменной тревога за сохранение этого мира, за человека, которому так непросто удержаться в пределах своей духовной природы, осталось ощущение катастрофичности человеческого бытия. Это эсхатологическое мышление упрощенному сознанию может показаться недостаточно оптимистичным. Но это нормальная реакция живой человеческой души на происходящее, это нормальная реакция живого человека на конечность своего земного бытия, что и побуждает его бодрствовать, через него душа его спасается, отыскивая те тесные врата, которыми идут немногие...

В основе сближения "Слова" с Апокалипсисом - их общий катастрофический апокалипсический смысл. Но есть и чисто сюжетные и даже текстовые переклички, позволяющие делать вроде бы столь необычное сопоставление.

Как известно, "Откровение" построено в форме послания, обращения к семи церквам, уклонившимся от праведной веры, напоминая о том, какие беды грядут в связи с этим. Это повествование о катастрофе мира и ее причинах. Но ведь подобное же обращение есть и в "Слове о полку Игореве", в его "златом слове", где Святослав обращается к князьям, причем именно к семи адресатам, по аналогии как бы к семи церквам. И если в Апокалипсисе это обращение символизирует полноту Церкви, то в "Слове" - полноту Русской земли. Если художественный образ имеет конкретное и вместе с тем символическое воплощение, то и Святослав обращается не просто к конкретным князьям и их землям, но и их вере. Здесь и открывается смысл этого обращения - не только военное единство князей и географическое единство земель, но духовное их единство, единство в вере и является первоосновой всякого иного единства.

Так же, как Иоанн "соучастник в скорби" в "Откровении" обращается к церквам, утрачивающим веру, напоминает им откуда они ниспали, так и Святослав в "златом слове" напоминает князьям о братстве после того, как свершилось самое страшное, что только может свершиться меж людьми - "тьма свет покрыла", то есть душа ослепла в безверии, когда настало "великое буйство" хинови, когда "снесеся хула на хвалу" и "тресну нужда на волю". Как видим, Святослав обращается к князьям, пытаясь пробудить их сознание и веру не только в связи с тем, что половцы грозят Русской земле, а потому, что князья поддались дьявольскому наваждению и соблазну, когда хорошее стало почитаться плохим, а плохое хорошим, когда "наниче ся годины обратиша", то есть времена обратились своей изнанкой. Вот где в "Слове" главная опасность, грозящая погибелью Русской земле - в душах людей, утративших свою веру и тем самым поколебавших этот мир...

Остановлюсь лишь на некоторых образах "Слова", имеющих христианское значение, без которого они просто непонятны.

"Седмиричное число семь духов, семь церквей, семь светильников, семь звезд, семь труб, семь чаш..." есть число полноты даров Св. Духа" (Прот. Сергий Буглаков), а стало быть оно имеет то же значение и в "Слове". Не случайно Святослав обращается именно к семи адресатам. В этом свете не такой уж случайной является фраза в тексте: "На седьмом веце..." Во всяком случае, наивно для понимания этого образа прибегать к какой-то хронологии и случайной арифметике. По толкованиям святых отцов цифра семь символизирует настоящий век, соответственно - шесть символизирует прошлое, а восемь - будущий век. По другим представлениям язычеству соответствует число шесть (не отсюда ли "шестокрыльци" в "Слове"?) семь - христианству, и восемь будущему веку. Следовательно, седьмой век - век настоящий. Но не только. Это - судный век, судный час, момент обретения или утраты человеком смысла своего бытия и духовной свободы, то есть веры: "В шести бедах спасет тебя, а в седьмой не коснется тебя зло". (Кн. Иова, 5-19). Это подтверждается и тем, что Суду Божиему в поэме уделяется столь большое внимание.

Далее в тексте "Слова" идет фраза, относящаяся к Всеславу, о том, что "ни хытру, ни горазду суда Божия не минути". Об этом же - и в Апокалипсисе: "Но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит совершится тайна Божия". И уж если для понимания художественного смысла важнее изображенное в произведении соотносить именно с художественным значением, можно вспомнить очень сходное место в "Воскресении" Л.Толстого: "Так прожила Маслова семь лет... Семь лет тому назад он бросил службу". Кстати сказать, это роман о воскресении человека, так же как и в "Слове" это составляет его главное содержание. Не случайно же в нем повторяется рефреном именно это христианское понятие: "А Игорева храбраго полку не кресити", потому что воскресает в вере в поэме князь Игорь. Кстати, по Ипатьевской летописи сама битва связана с воскресением: "И тако во день святого Воскресения наведе на ня Господь гнев свой". То есть, как для понимания данного образа, так и смысла происходившего и происходящего, хорошо бы помнить заповедь: "Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам. А мы ищем остального и, очевидно, не находим его" (Л.Толстой, "Воскресение").

Многое в поэме связано с полоцким князем Всеславом, который судя людей, рядя грады, рыскал в ночь волком, дорыскивал до кур Тмутаракани, "великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше". Сегодня, кажется, никто из исследователей не сомневается в том, что речь идет именно о Хорсе, о языческом божестве солнца. Правда, никто пока не соотнес, убедительно не объяснил эту догадку с тем, что изображается в поэме. А потому "Хорс" этот торчит в тексте, выпадая даже из логического ряда, не говоря уже об образном. Как помним, это место поэмы осталось первыми издателями ее непонятым, и они снабдили его специальной пометкой "не вразумительно". Но то были первые издатели, люди образованные, не утратившие способности сомневаться. Не ведают никаких сомнений в понимании этого слова и его значения в поэтическом тексте последующие исследователи. Они обычно понимают это место так, что Всеслав поспевал к рассвету. Но это ведь никак не соотносится с самим повествованием поэмы, с тем, что в ней изображается. Или только потому, что он рыскал в ночь, во тьму... Кстати и "до кур Тмутараканя" часто переводится как до петухов, то есть до рассвета. Может быть и так, но тогда как это соотнесено с повествованием? А никак. Мне же этот образ представляется не столь простым.

Справедливо писал Н.Трубецкой,что в "Слове" "предполагаемые следы язычества также весьма сомнительны... Обозначение певца Бояна как "Велесова внука" не обязательно должно восприниматься мифологически, так как Велес вполне может быть реальным собственным именем реального старца Бояна. "Великий Хорс", путь которого пресекал вещий князь Всеслав, - это не обязательно солнечный бог, столь же свободно (и даже вероятнее) он может быть каким-нибудь печенежским, хазарским, касожским или ясишским вождем".

Но если даже не брать в расчет эти возможные случайности, отмечаемые Н.Трубецким, слово "Хръс" мы не можем назвать богом по иным соображениям, по тому, что это никак не мотивировано в поэме, никак не связано с тем, о чем говорится в тексте.

Дело в том, что Всеслав в "Слове" олицетворяет, как видно по всему, не христианское, а скорее языческое, в смысле бесовское, миропонимание и образ жизни. В тексте прямо говорится о том, что он уклонялся от Суда Божия. Это был волхв, человек, родившийся от волхования, о чем в "Повести временных лет" под 1044 годом есть поразительная легенда: "В тот же год умер Брячислав, сын Изяслава, внук Владимира, отец Всеслава, и Всеслав, сын его, сел на столе его. Мать же родила его от волхования. Когда мать родила его, на голове его оказалась сорочка, и сказали волхвы матери его: "Эту сорочку навяжи на него, пусть носит ее до смерти". И носит ее на себе Всеслав и до сего дня; оттого и не милостив на кровопролитие".

Всеслав в поэме олицетворяет идею оборотничества и в этом отношении он противопоставлен Игорю, олицетворяющему преображение, что может соответствовать "широким" и "тесным" евангельским вратам. Если так, то по какой логике, в связи с чем Всеслав "прерыскивал" путь языческому богу Хорсу? Ему-то как раз он и не мог путь прерыскивать. Ведь это образное выражение того, что он спорил с Богом. Можно понимать, что Всеслав восстал против самого Бога, пресекал путь ему, не шел Божьим путем, дерзал на самого Бога. В таком случае, какому Богу он мог путь прерыскивать? По логике - только Христу. По этой логике надо понимать, что Хръс в "Слове" - вовсе не Хорс, а обыкновенная монограмма, через титло писавшееся слово Христос... Монограмма имевшая разные начертания, но написанию которой придавалось значение исключительное. Г.К.Вагнер и Т.Ф. Владышевская в книге "Искусство Древней Руси" отмечают, что монограммы Христа в эпоху раннего средневековья играли очень важную роль: "Раннехристианская эмблема Христа состоит из объединенных букв "i" и "Хр", по обе стороны от которых находятся первая и последняя буквы греческого алфавита - альфа и омега, олицетворяющие сущность Христа, его начало и конец. "Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец" (Откровение, 1,8). В "Псалтири" мы находим, к примеру, такое начертание: "Хртъ".

Что дает нам основание допустить иное значение этого образа? То, что предлагаемое прочтение, хотя и связано с иными текстами, никак не связано с поэмой, ни в чем ее не проясняет, не понятно почему здесь упоминается Хръс, какое значение он имеет в тексте поэмы, а не вообще в русской мифологии. Кроме того, допустить иное прочтение дает основание и то, что неясное и невразумительное для первых издателей "Слова" стало "понятным" всем последующим толкователям, причем с поразительным однообразием, принято как нечто само собою разумеющееся.

Для такого понимания есть и другие основания, в частности то, что сразу за этим сообщением идет упоминание о христианском храме Святой Софии в Полоцке: "Тому в Полотске позвониша заутреннюю рано у Святыя Софеи в колоколы". Именно "тому", то есть в связи с тем, что Всеслав Хръсови "путь прерыскаше". Ясно, что это могло иметь только осуждающее значение. Тем более, что далее в иносказательной форме говорится о том, что Всеслав избегал Суда Божия: "Ни хытру, ни горазду... суда Божиа не минути"... Так на кого же еще, на какого же Бога, кроме Христа мог дерзать волховавший язычник... О каком же Хорсе, языческом боге может идти речь, если тут же в тексте поэмы идет упоминание о христианском храме Софии в Полоцке, где Всеслава, видимо, осуждали за прерыскивание Божеского пути, то есть за вероотступничество. Ни по какой логике Хорс здесь быть не может... Речь, безусловно, идет о Христе... Но если так, это коренным образом изменяет смысл древнерусской поэмы в целом...

Приведу еще свидетельство того, что в поэме говорится все-таки о Христе. На одном из знаменитых, так называемых "Борисовых камней" из полоцкой земли, находящемся ныне в заповеднике Коломенское в Москве, можно увидеть такую монограмму Христа под четко сохранившимся крестом: "Хрьстъ". Остановлюсь более подробно на этих камнях, чтобы было ясно о чем идет речь.

"Борисовы камни" довольно хорошо известны в исторической литературе. Любопытно и символично, что открытие первого такого камня относится к 1792 году, то есть именно к тому году, когда был открыт и знаменитый Тмутараканский камень на Тамани. Это был так называемый Рогволодов камень, найденный близ Орши у деревни Листиково. Открыл и описал камень генерал Е.Ф.Канкрин, который в 1818 году послал записку о Рогволодовом камне Н.Р.Румянцеву (Алексеев Л.В. "Е.Ф.Канкрин и история открытия "Борисовых камней" в Белоруссии", "Советская археология" № 2, 1991 г.) На камне была надпись: "В лето 6679 (1171) мая в 7 день доспень крест сей (то есть окончен - П.Т.) Господи помози рабу своему Василию в крещении имени Рогволоду сыну Борисову".

Большинство этих камней связано с именем полоцкого князя Бориса Всеславовича (ум. в 1128) сына Всеслава Брячиславича (1044 - 1101) героя "Слова о полку Игореве", который дорыскивая до кур Тмутаракани, прерыскивал путь Христу, то есть дерзал на Бога. Надпись же на Рогволодовом камне, совершенная князем Василием, внуком Всеслава, сопровождавшая установление креста, как раз и взывает к Богу, к его помощи. Вполне возможно, что это обращение внука к Богу, совершается не без памяти о безбожном деде... Как видим, традиция делать надписи на камнях, установленная Борисом, продлилась в нескольких поколениях.

Совершенно ясно, что такие камни не могли быть надгробиями. Надпись, совершенная 7 мая, в день Знамения Небесного Креста и обращенная к Богу, напоминающая молитву, говорит о каком-то особом, нам теперь не вполне ясном предназначении этих камней. Видимо, можно сказать, что таковыми могли быть первые христианские церкви или часовни, где камень с надписью являлся алтарем под открытым небом...

Всего было известно девять Борисовых камней в северной Белоруссии. Камень, находящийся теперь в музее-заповеднике "Коломенское", считается четвертым, как указано еще в работе А.Сапунова "Двинские или Борисовы камни" (Витебск, 1890 г.): "Четвертый, наконец, самый меньший камень красного гранита лежит у левого берега Двины, почти рядом с третьим, близ впадения в Двину речки Повянушки. В 1879 г. по поручению графа Уварова М.Ф.Кусницкий доставил этот камень в Москву...".

Описание этого четвертого камня дает В.В.Бердников в статье "Двинский или "Борисов" камень в Коломенском" (Материалы и исследования, "Коломенское", выпуск 2, М., 1991 г.). На камне изображен четырехконечный с расширенными концами крест, опирающийся на перевернутый полуовал. Справа и слева от креста сохранились четкие надписи в две строки: слева: с??н/борь, справа: хрь/стъ.

Большинство исследователей прочитали эти надписи как "Сильный, храбрый Борис свят". То есть ни у кого не возникло сомнения в том, что ХРЬСТЪ есть ХРИСТОС. И уж тем более никто не заподозрил здесь ХОРСА. Так еще сын Всеслава, так же как и внук его на другом камне, задолго до событий, изображенных в "Слове о полку Игореве" взывал к Богу, к Христу, что сохранилось в надписи на камне, дошедшей до наших дней... Главное же состоит в том, что язычник Всеслав никак не мог восставать против своего же языческого бога. В этом нет никакой логики и это никак не связано с текстом древнерусской поэмы. Но если, допустим, могло быть и так, какое это значение имеет в поэме? Если же мы принимаем, что Всеслав восставал против Христа, о чем однозначно говорят приведенные мной свидетельства, тогда все, что называется, становится на свои места и согласуется с общим строем поэмы, ее духовным смыслом.

Всеславли уличаются автором "Слова" в том, что они выскочили из дедней славы, обвиняются в том, что своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, то есть обвинялись в том, что живут не по братским и не по божеским законам. Но тогда на какого Бога дерзал, против какого Бога бунтовал Всеслав? Разве против языческого Хорса? Нет, конечно, он дерзал на Христа, потому и обвиняется в том, что живет не по христианским законам, не по дедовским заветам.

Впрочем, это подтверждается и апокалипсическим смыслом, образа Всеслава, символизирующего антихриста. Это замечено исследователями давно, хотя ему и не придавалось первостепенного значения: "Образ Всеслава - составная часть апокалипсического субстрата "Слова": автор изображает своего героя по образу Антихриста" (И.Клейн "Слово о полку Игореве" и апокалипсическая литература", в кн. "Слово о полку Игореве" и памятники древнерусской литературы", " Наука", Л.1976).

Если, как писал С.И.Котков, "Хорс - олицетворение темной силы... при переходе от язычества к христианству, "добрые" языческие божества, естественно, приобрели иную характеристику. С ними ассоциировалось все ложное, враждебное, темное и злое". ("Хорс в "Слове о полку Игореве"), то Всеслав, восстающий против него, должен олицетворять светлые, христианские силы. Но это ведь вовсе не так. Если же Хорс имел положительное значение, - как пишет В.Кожинов, - "с Хорсом связано такое существеннейшее русское слово как "хороший". (Филолог В.Н.Топоров утверждает, что "эта связь представляется несомненной"), то опять-таки непонятно, почему язычник Всеслав восставал против своего бога. Нет, тут что-то не так, вмешиваются какие-то наши уже более поздние воззрения. Ведь борьба, изображенная в "Слове", идет с "поганством", с бесовством, о чем прямо говорится в "Слове" - "дети бесови", ("бусови", по всей вероятности, как пишет Г.Карпунин, тоже - "бесови"). Прочтение же этого слова как "Хорс" не соотносится с художественной логикой повествования. Но коль так, остается полагать, что Всеслав дерзал против Христа, не ведая о том, что "ни хытру, ни горазду" Суда Божия не минути... Как понятно, это коренным образом изменяет как преобладавший до сих пор смысл данной картины Божьего Суда, так и смысл древнерусской поэмы в целом...

Здесь надо сказать о том, что язычество и христианство, как правило, представляются в общественном сознании в хронологической последовательности и соотнесенности, где первое непременно сменяется вторым и никак иначе. Причем эта последовательность зачастую жестко связывается с прогрессом, с цивилизованностью человеческого общества. На самом же деле к области мировоззренческой и духовной такая хронология далеко не всегда приложима,как правило, не приложима. И мы видим, как несмотря ни на какой прогресс, люди впадают в обыкновенное язычество, и тогда прогресс не идет им во благо, а становится источником опасности. Ведь религиозно-духовная и научно-цивилизационная сферы человеческого бытия не пересекаются и не находятся в альтернативной, атеистической зависимости друг от друга, но соседствуют и как бы воспроизводятся во времени. Эта закономерность многое объясняет как в прошлом, так и в настоящем, в том числе и основное противоречение человеческого бытия - между духовной природой человека, в которой он постигает смысл жизни и прогрессом, всегда остающимся лишь средством жизни. Именно поэтому то, что происходило с человеком и десять веков назад может быть не только понятным, но и необходимым для сегодняшнего человека, живущего вроде бы в иных координатах ценностей.

Многие толкования образов "Слова", - как я уже сказал, - поражают своей несоотнесенностью как с духовными понятиями своего времени (как, впрочем, и нынешнего), так и с текстом самой поэмы.

Если "на седьмом веце" означает "судный час", "Суд Божий", как говорится в "Слове", то тогда вся заключительная картина, в которой говорится о Всеславе, становится вполне понятной. Это и есть картина Божия Суда. Одного из героев поэмы слава приводит на суд, то есть Суд Божий. Объяснять это лишь как испытание битвой, что и делают наши многие исследователи, неполно, так как и за битвой по понятиям человека тех времен, стоял Суд Божий. То есть правым становился все-таки не тот, кто выигрывал битву, но тот, на чьей стороне был Бог, он-то и выигрывал. Предстать пред Судом Божиим, значит предстать пред Богом. Как и в более поздней литературе: "С тех пор как вечный судия Мне дал всеведенье пророка..." (М.Лермонтов).

Можно предположить, что в этой картине Божьего Суда речь идет об испытании жребием. Потому-то Всеслав и "верже жребий". Это была форма определения вины человека и шире, - определение его веры и безверия, праведности и греховности.

Вот эта картина "Божьего Суда" в "Слове": "На седьмом веце Трояни верже Всеслав жребий о девицю себе любу... Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь влком рыскаше: из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хръсови влком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша заутренюю рано у Святыя Софии в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и веща душа в дрзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещий Боян и первое припевку, смысленый, рече: "Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда божиа не минути".

По устойчивой традиции смысл Божьего Суда состоит не столько в наказании неправедного, сколько в испытании человека, в определении его праведности или греховности: "Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму,.. Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон" (Евангелие от Иоанна, 3-19; 12-31).

В древние времена существовали разные формы испытания, Божьего Суда. К примеру, испытание водой, ядом, когда на не виновных яд не действовал, а виновный погибал. Было испытание просфорой, хлебом. Кстати, эта форма упомянута в Евангелии от Иоанна: "Тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам". Но это всегда имело высокий смысл определения праведности или греховности человека. Как, впрочем, и в известных стихах М.Лермонтова Божий Суд противопоставлен разврату, бесовству: "Но есть и Божий суд, наперсники разврата...".

Испытывается Божьим Судом и Всеслав в поэме: "верже Всеслав жребий о девице себе любу". Кстати сказать, по логике этого суда, "девица" уж никак не может быть выбираемым им городом, а скорее судьба... Кроме того, тут изображен и один из способов испытания жребием.

Многие исследователи переводят "до кур", как до петухов, в смысле до рассвета. Если так, то непонятно, какое отношение имеет этот "рассвет" к смыслу изображаемого. Но догадка о "петухах" чрезвычайно характерна. Только вот о каких "петухах" речь? Не является ли это одной из форм испытания жребием, известной на Руси: "В полутемной баньке под лукошко сажали черного петуха. Испытуемых оповещали, что каждый обязан погладить петуха, а уж тот даст знать криком, когда к нему прикоснется нарушитель. Далее - все ясно. С тоской размышляя о неизбежном разоблачении, преступник находил выход - не прикасаться к петуху! Он не догадывался, что петух посыпался мелкотолченым углем. Чистые руки выдавали темную душу! (Ю.Росциус. "Но есть, есть Божий Суд!", "Российская газета" 15.04.95).

Если в тексте поэмы речь идет именно о такой форме испытания жребием, тогда выражение "птицею горазду", как раз и указывает на петуха... Петух же птица действительно горазда, то есть умная. Мифология народов мира придает ему разнообразное, но в то же время и сходное значение. Это - символ восходящего солнца, рассвета, времени. Петух - символ бдительности и бодрствования духа, разгоняет нечистую силу, символизирует так же воскресение из мертвых. "Петушок мой золотой Будет верный сторож твой... Петушок с высокой спицы Стал стеречь его границы..." (А.Пушкин, "Сказка о золотом петушке").

В нашем случае для понимания образа "Слова" особенно важно то, что петух, "птица горазда" является символом бодрствования духа, символом сохранения веры.

Но, как понятно, эта картина Божьего Суда имеет не только такой, реально-бытовой и мифологический смысл, но и евангельский. Ведь петух в Евангелиях оповещает об отречении: "Не пропоет петух, как отречешься от меня трижды... Петр опять отрекся; и тотчас запел петух".

Вполне естественен вопрос: а выдержал ли испытание жребием Всеслав, как рассудил его Божий Суд? Судя по иносказательной припевке Бояна, приведенной в "Слове", припевке явно осуждающей, этого суда Всеслав не выдерживает...

Но если в "Слове" это картина Божьего Суда и испытания, мы вправе задаться вопросом: а почему местом этого испытания избрано столь отдаленное княжество?.. Вопрос риторический, так как именно Тмутаракань оказалась в центре мировоззренческих и духовных противоборств, борьбы за веру, ибо владение ею означало владение хазарами: "владеют русские внязья хазарами до сего дня" (Повесть временных лет. По Лаврентьевскому списку). Можно сказать, что в "Слове" Тмутаракань означает землю, где свершается Суд Божий, где не только укрываются от междоусобицы, но испытуются жребием князья, где поверяется истинность и ложность их веры...

То, что великий А.Пушкин к концу жизни обратился к "Слову о полку Игореве", намереваясь написать поэму о Мстиславе Тмутараканском, то есть поэму из жизни Тмутаракани, является фактом огромного духовного значения. Почему-то из всего многообразия тем "Слова" он выбрал именно Тмутаракань... Но для меня долго оставалось загадкой, почему М.Лермонтов представил Тамань, как "самый скверный городишко из всех приморских городов России". Не мог же он не знать о том, сколь значимо и легендарно это место в истории Руси. На самом же деле и он находился в той духовной традиции, которая шла от "Слова" к Пушкину. Каким-то невероятным чутьем и интуицией он угадал одно из значений ее, которое она имела в "Слове о полку Игореве"... Постигнутое им значение Тамани мне и открылось тогда, когда окольным путем образов я пришел к выводу, что Тмутаракань - это как бы то судное место, где князья испытывались на веру, на праведность, то есть это место борьбы света с тьмою, добра со злом. Иными словами, это место, где бывает нечисто... Но именно об этом говорит казак в лермонтовской повести: "Плохо, ваше благородие... Здесь нечисто... Нечисто, люди недобрые!"

Становится понятно, что не так уж и не правы те поэты, которые интуитивно понимали Тмутаракань, как производное от тьмы. А стало быть, поискать града Тмутаракани в "Слове о полку Игореве" можно понять и как выйти на борьбу с тьмой, побороться за праведную христианскую веру ("побарая за христианы"), побороться со злом...

Правда, распознать такое значение Тмутаракани непросто, так как именно она, в отличие от многих, современных ей городов, сохранивших свои прежние названия, спряталась за новое имя, за новое название - Тамань, отчего, как видим, не изменилось ее мировоззренческое значение. Это место, где пребывает нечистая сила и где неизбежно предстоит борьба с ней...

Кроме того, Тмутаракань в поэтическом авторском понимании есть нечто вроде сказочного "того света", куда уходит Игорь и откуда он возвращается. Это подтверждается тем, что возвращение его изображено явно в сказочном значении. "Тот свет" по представлениям средневекового человека вовсе не означал конца жизни, а напротив есть преображенное продолжение ее. Кстати сказать, упоминание о Кащее в поэме есть явная примета "того света". Так что в поэме воплощен сказочный сюжет ухода на "тот свет" и возвращение из него. А это, как видим, существенно меняет смысл похода князя Игоря, его пленения и возвращения из плена.

Потому, когда автор пишет, что князь Игорь "выседе из седла злата, а в седло Кащиево", это означает не только положение пленника, но и неправедника, который, как сказано в тексте, "лжу убудиста". То есть разбудил ложь, стал жить не по правде, не по Божьей правде. Иными словами автор говорит о духовном падении своего героя. Кроме того, ведь и сегодня выражение быть в седле означает быть на высоте, обрести свое место в жизни, и быть выбитым из седла означает быть выбитым из жизни вообще...

Исследователи позитивистского толка, похоже, и мысли не могут допустить, что исторический поход князя Игоря и изображенный в "Слове", то есть символический, духовный могут и не совпадать. Более того, они обязательно не совпадают. Этим неразличием исторического, точнее реально-бытового и духовного можно объяснить и недоразумение с определением маршрута похода. Его ведут, вопреки логике и возможностям, к Тмутаракани лишь потому, что в поэме говорится о том, что молодые князья отправились "поискати града Тмутараканя". Но в памятнике однозначно говорится, что Игорь вел вои к Дону. Так что в спорах о маршруте и цели похода кроется иное. Это спор вовсе не о вариантах маршрута, а об историческом и духовном в поэме, в русской литературе вообще...

Основная опасность, грозящая человеку в его земной жизни - это крамола, то есть уклонение его от своей, судьбой данной веры, от своей духовной человеческой природы, от законов человеческого бытия. Через это обстоятельство изображаются, пожалуй, все герои "Слова". Даже полоцкий князь Всеслав, который так же, как и князь Игорь, устремляется в Тмутаракань, по-видимому, по иным, противоположным причинам. Ведь получить жребий, значит получить отпущение грехов, а бросать жребий, о чем говорится в связи со Всеславом, значит пытать свою судьбу, в конечном счете искать своего Бога: "Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в меня получили прощение грехов и жребий с освященными" (Деян.26-17,18).

В названии же поэмы, как понятно, заключающем его основной смысл, слово полк понимается или как рать или как поход. В то время как совершенно ясно, что полк в данном случае означает не просто поход, но путь, земной путь человека, ибо все мы на земле странники. Таким образом, название поэмы уже говорит о том, что она - о жизненном пути князя Игоря, о его судьбе , о том, что стало в ней основным событием, о том, через какие испытания проходит человек в своем земном пути, как обретает праведность и как спасается в вере...

Настойчивое и даже назойливое оязычивание "Слова", то есть выискивание языческих божеств, образов и мотивов там, где их нет или где они присутствуют опосредовано, кроме явной натяжки имеет еще и неприглядную сторону, имеющую прямое отношение к нынешним идеологическим поветриям. Дело в том, что само понятие "языческое" употребляется теперь в двух значениях - как предшествующее христианскому, которое, как известно, не было в непримиримом конфликте с ним. И "языческое" в смысле бесовское, искажающее духовную природу человека, которое продолжается во все времена. Но часто "языческое" в значении бесовское относят к дохристианскому, что до неузнаваемости искажает картину человеческого мира.

Это оязычивание осуществляется с помощью несложных, но испытанных пропагандистских приемов. К примеру, "Российская газета" публикует безымянную заметку "Откуда взялось "Слово" (15 сентября 1995 г.), в которой сообщает, что "исследователи предложили оригинальную версию объясняющую происхождение "Слова о полку Игореве", что "это памфлет большой политической силы, в нем в частности высказывается идея политического возмездия: русские князья получили сокрушительное поражение, потому что приняли чужую веру - христианство и предали веру своих предков". Какие именно исследователи "предложили", неведомо. Никаких имен. Не говорю, что это исключительно чей-то злой умысел. В области идеологии все свершается по другим законам, подчас неосознанно. Перед нами явный пример того как литература, в том числе и древняя, ставится на службу современной политике, где "политическое", как видим, становится ценнее духовного и человеческого. Такая публикация, запущенная в массовом издании, конечно же, играет роль провокационную, так как это не что иное, как нынешний, новый идеологический фетиш посткоммунистического периода, никакого отношения к мировоззрению автора "Слова" не имеющий. Дело в том, что с тех пор, как в обществе нашем быть атеистом стало непопулярным, атеисты не стали во мгновение ока верующими, и тогда они отыскали хитрую "философию", которая позволяла им в мнении общества быть уже вроде бы и не атеистами, а даже как бы верующими и в то же время освобождала их от той работы души, переоценки своего бытия и покаяния, которые-то и могли привести их к истинной вере. Таким образом атеисты остались такими же атеистами как и прежде. А "философия" их при этом такова: когда-то, мол, до христианства на Руси была замечательная, истинная вера, но пришло христианство и исказило ее... Такой хитрый ход придуман, дабы не вернуться в лоно своей истинной, народной веры... Приведу одно из таких свидетельств неоатеизма: "Вглядываясь в историю нашего народа, можно увидеть всю ту трагедию, которая совершилась более тысячелетия назад. Надо набраться мужества и с грустью признать то, что идеологические метастазы по нейтрализации самосознания русской нации были заложены в далеком 988 году" ("Язычество", вып.5, Киев, 1994 г.). Выдается это конечно же за патриотизм. Но ни о чем ином кроме как о страшном невежестве, абсолютном непонимании сути православия и новой, еще более опасной форме атеизма это не свидетельствует. Мотивируется же подобная "патриотическая" философия, конечно же, тем, что, якобы христианством "русский народ был насильственно ожидовлен". Но мне-то думается, что именно эта новая скрытая форма атеизма и есть проявление традиционной ереси жидовствующих...

Немало в "Слове" и других апокалипсических образов, и не только в общих картинах разоренной Русской земли, потрясенного мироздания, противоборства "тьмы " и "света", но и в каких-то конкретных образах. Видимо, у русских дружин были какие-то приспособления для подавания сигналов и воодушевления ратников перед битвой. И все же торжественное словосочетание "трубы трубят" - "Трубы трубят в Новеграде... Трубы трубят городеньские" - однозначно говорит об их символической, апокалипсической природе. Трубы, возвещающие о появлении Ангелов...

Есть в тексте "Слова" и загадочные "багряные столпы", тоже символизирующие явление ангельское: "Но то был не огненный столп, а явление ангельское: ибо ангел так является - иногда столпом огненным, иногда пламенем". ("Повесть временных лет"). В тексте поэмы говорится о том, что оба багряные столпа погасли, то есть Ангелы оставили князей, рано начавших свой поход в половецкую землю, "не честно", пытавшихся ее одолеть. Как видим, образно выражено то, что содержалось в златом слове Святослава - порицание и осуждение молодых князей. Наконец, в поэме есть и апокалипсический "зверь", точнее - свист звериный... Все это убедительно говорит о том, что "Слово" в отношении мировоззренческом имеет христианскую основу, восходящую к "Откровению святого Иоанна Богослова". Обратим внимание на прямую текстовую перекличку "Слова" и "Откровения святого Иоанна Богослова", имеющую, безусловно, не случайный, а символический смысл: князь Святослав восседал в Киеве, на горах... Так же, как в Нагорной проповеди Господа нашего Иисуса Христа: "Он взошел на гору". И здесь Святослав, конечно, как бы уподобляется светочу веры, все делающим для того, чтобы те, кто шел во тьму, как Игорь, стали светом мира: "Вы соль земли. Вы свет мира"...

Обычно исследователи полагают, что "Слово" было не в чести у церковников из-за своей языческой, мировоззренческой основы. Но говорить о языческой основе поэмы, как я уже отметил, нет никаких оснований. Если "Слово" и почиталось в среде церковников крамольным то, думается, по другим причинам. Потому, что по строю своему, по надрыву, восходило к последней книге Нового Завета, Апокалипсису, книге не богослужебной, к которой церковники относились настороженно...

И хотя "Слово о полку Игореве" по своему строю и трагическому тону сближается с Апокалипсисом, оно вместе с тем проникнуто евангельским чувством братства, а в финале поэмы - евангельской радостью обретения веры. Можно,видимо, сказать, что "Слово" отразило приятие евангельской истины всем складом русской души. Это просматривается даже в самой последовательности - взывание к братству, завершается радостью обретения веры. Подтверждается это и тем, что в поэме, так же, как и в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона есть все тот же спор о вере, но не продекларированный, а выраженный образно, угадываемый по приметам, как и должно в произведении художественном.

Нам же важно заметить, что дерзание Всеслава против Бога, против Христа, прямо связано с Тмутараканью. Кажется, что Всеславу только потому и уделено столь много внимания в поэме, чтобы показать эту какую-то глухую борьбу, имеющую значение всеобщее, но происходящую в Тмутаракани, во всяком случае, каким-то, теперь уже неведомым нам образом с ней связанную. И в то же время имеющей прямое отношение к судьбе Русской земли. Причем, в самой трагической форме, вплоть до ее погибели...

Нельзя не заметить и того, что Тмутаракань была не только пристанищем опальных русских князей, где они якобы были в безопасности. Там действительно шла какая-то глухая борьба, нам теперь не во всем и понятная. "В лето 1079... А Олега хазары захватив, отправили в море к Царьграду, Всеволод же посадил в Тмутаракани посадника Ратибора... В год 1083 пришел Олег из греческой земли к Тмутаракани и схватил Давыда и Володаря Ростиславича, и сел в Тмутаракани. И иссек хазар, которые советовали убить брата его и его самого, а Давыда и Володаря отпустил...". Уже в этих кратких записях вполне определенно проступает, что междоусобица князей происходила при "посредничестве" хазар, как видим, не без их коварных интриг...

Эпичные проколы в "Слове о полку игореве"

      apelsinovitsh попросил найти еще свидетельств о том, что "Слово о полку игореве" - жалкая бездарная подделка и к древне-русской литературе не имеет никакого отношения.

Когда-то я уже писал , что сам ход мыслей автора - нехристианский и не русский (например, не упоминается ни разу Христос, зато смакуется множество древних славянских богов, большей частью выдуманных в 18 веке в кружке Новикова, потому что из летописей были известны только их имена, а "специализация" - это поздние масонские разработки )

Здесь рассмотрим конкретные промахи и ошибки , вызванные тем, что при всем старании подделать древнюю речь , она была для составителя чуждой и непонятной

"начяти старыми словесы"

Слово "старый" в допетровскую эпоху означало "старший", "главный", а вовсе не "древний" "ветхий".

Тут буквально написано "начал старшими, начальническими словами".

"нъ своя вещиа пръсты"

Мы еще не раз встретимся с тем, что автор этой подделки путает древний смысл слова с современным ему. В данном случае он свое понимание слова "вещий" (пророческий, открывающий тайны) путает с древним "вещий", которое означало "знающий", "обладающий сведениями" , "опытный," хитрый".

Аналогично далее

"Аще и веща душа въ дерзе теле,

нъ часто беды страдаше."

"първыхъ временъ усобице"

В допетровскую эпоху слово "время" обозначало "срок" , а не эпоху. Должно быть "первых лет" или "прежних лет" .
Тут буквально сказано "первых сроков усобицы"

"от стараго Владимера до нынешнего Игоря"
- опять вылезло шило 18 века. Старый - это старший. Совершенно не в тему с "нынешним" .

Само слово "Нынешнего" - совершенно чуждо древнему языку.

"Тогда Игорь възре

на светлое солнце

и виде отъ него тьмою

вся своя воя прикрыты."

Здесь прокол в вечной путанице тьмы и тмы.   Мягкий знак - это редуцированное е, которое в древности было совсем не редуцированным. Темнота - это тма. А "тема" (тьма) - это десять тысяч. Таким образом солнце прикрыло войско Игоря десятью тысячами.

"Луце жъ бы потяту быти,"

жалкая попытка притянуть слово "лучше" на древний лад. Слова "луце" в древности не было. Было "уне".

"О Бояне, соловию стараго времени!

Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,

скача, славию, по мыслену древу,"
Бывает так, что писатель использует разные формы одного и того же слова в своем тексте - правда , очень редко. И в основном, когда цитирует других. Но чтобы в одном и том же предложении использовал и соловей и славий - это признак шизофрении.

"оба полы сего времени"

Прокол с непониманием смысла славянского слова "время" проходит через всю подделку.

"И рече ему буй туръ Всеволодъ:"

Жуковский хотел сказать "неукротимый", "отважный" , но к сожалению, не знал, что "буй" по славянски - "сумасшедший", "умалишенный". Мало того, славянский "тур" - это вовсе не бык , а баран. (собственно поэтому башня называлась "тур" , по крепости лба  барана и  упрямства)

Таким образом вместо эпичного героя получилось, "и сказал ему умалишенный баран  Всеволод".

да. шефдевр древнерусской литературы.

"оседлани у Курьска напереди"

Слово "оседланы" - анахронизм.  в древности было "убраны", "уздены", или просто "готови",

"Солнце ему тъмою путь заступаше"

опять солнце заслонило путь какими то десятью тысячами

"ночь стонущи ему грозою птичь убуди"

Слово "гроза" в древности означало "угроза". Буквальный перевод - "ночь стонавши ему угрозой, разбудила птиц"

Ваистину гениальное произведение.

"и тебе, Тьмутораканьскый блъванъ!"

Тмутаракань (Тамань) в 12 веке было вполне себе русским православным княжеством. Болван - это идол. Какой идол был в православном русском княжестве - вопрос к автору подделки.

"А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону великому"

Не осмелюсь утверждать, что в древнерусском языке не было слова "дороги" , хотя сам не встречал, но что в Великой Степи их отродясь не было - в этом я убежден.  Скорее всего, автор пытался употребить слово "дорога" в качестве синонима слова "путь" в качестве синонима слова "направление", но не справился на извивах аллюзий и въехал в лужу.

"крычат телегы полунощы"

Крычу я, потому что слово "крик" появилось у нас только после польского нашествия (по той простой причине, что это польский вариант слова "кликати")

"влъци грозу въсрожатъ по яругамъ"

Не знаю что такое восрожат, но мне сложно представить, чтобы волки делали это с угрозой в оврагах.

"С зарания въ пятокъ потопташа поганыя плъкы половецкыя"

Поддельщик хотел сказать " с утра в пятницу полки половецкие затопотали", но по невежеству сказал что неизвестные лица затоптали прямо утром в пятницу всех половцев.

"и япончицами"

Самый эпичный прокол. Мало того, что на Руси  (как и в Европе и в Азии, кроме Китая и Кореи) в 12 веке никто ничего не знал о существовании Японии, так ее так никто не называл до самого конца 17 века. Так Япония тогда не торговала тканями ни с кем, потому что был недосуг - это было начало сёгунского режима.

Любой японист (даже начинающий)  на этом месте просто заплюет весь пол.

"начашя мосты мостити по болотомъ"

Мосты мостят по болотам только кабинетные сочинители подделок 18 века.

"и грязивымъ местомъ"

Грязивое место - это рассматриваемая подделка. Блато (болото) в древнем русском языке и означало "грязь", а не географическое явление. Это все равно , как сейчас сказать "Он закурил сигарету и другие бумажные палочки с табаком".

"тамо лежатъ поганыя головы половецкыя"

Поганый ("языческий")  это эпитет применяемый к вере и народу, но никак не к частям тела. Это все равно что сказать "там лежали христианские руки" или "повсюду валялись мусульманские ноги".

"Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше"

Опять восемнадцатый век лезет. "крамола" в смысле "предательства", "бунта" - это осьмнадцатый век. в то время как древний смысл  это "разбой". Князь Олег мечом что, разбоем на больших дорогах занимался?

"Тоска разлияся по Руской земли;

печаль жирна тече средь земли Рускыи."

Жиро - это северный (владимирский) диалектический вариант  слова "жито".

Означает "хлеб", "пшеница", в переносном значении - "продовольствие", "запас". В "слове" употреблено в современном значении "жирный"=" толстый, большой". Таким образом , "гений древнерусской словесности" сказал буквально "печаль хлебная/продовольственная побежала средь земли Русской".

"емляху дань по беле отъ двора."

Сумасшедшие половцы назначли дань по белке от двора.

"взмути ръки и озеры"

Сложно понять, зачем он мутил рокы, потому что что такое роки - можно понять, только если учитывать, что это бездарная подделка с преднамеренным уродованием слов.

"Се бо готьскыя красныя девы"

Во первых по славянски готфскыя , а не готеския. Во-вторых, что делали готы в двенадцатом веке - сложно представить.

"Ваю храбрая сердца

въ жестоцемъ харалузе скована

а въ буести закалена."

Опять князь говорит, что отважные сердца Игоря и Всеволода были закалены сумасшествием.

"Ты, буй Рюриче, и Давыде!"

Ты умалишенный Рюрика и Давида

"Единъ же изрони жемчюжну душу"

Слово жемчуг В Древней Руси было неизвестно до татар (потому что это тюркщина) . В древности могли выронить только перловую или бисерную душу.

"Тому въ Полотьске позвониша заутренюю рано"

К заутрене в допетровскую эпоху  не звонили (по крайней мере в колокола) . Звонили ко всенощной и к обедне.

""Ни хытру,

ни горазду,

ни пытьцю горазду

суда божиа не минути".

Опять прокол с незнанием смысла слова, сместившегося  ко времени составления подделки. "Хитрый" в древности означало "мастерский", "профессиональный". А "хитрый" в нашем значении - это "мудр" или как раз "вещий".

"А Игорь князь поскочи

горнастаемъ къ тростию"

Горностай обитает на крайнем севере (архангельск, поморье)  и в тайге. Ни в тростниках, ни белым гоголем в воду он не прыгает. Какого лешего Киевский боян (Южная Русь) решил пояснить поведение князя Игоря горностаем, которого не видели ни он, ни его слушатели (разве что в качестве шкурки) - неизвестно никому, кроме сочинителю этой ахинеи.

"чайцами на струяхъ"

мало того что, неправильная псевдославянская форма, так и само слово "чайка" послепетровский интервент в русский язык.

Завершается все эпичным

"Слава Игорю Святъславличю,

буй туру Всеволоду,

Владимиру Игоревичу!""

Слава сумасшедшему барану  Всеволоду!

У меня все.

То, что великие академики восхищаются этим непрекращающимся фейспалмом, как Памятником Древнерусской Литературы, что всякие Фасмеры на его основе клепают свои этимологии, говорит только о том, стоит ли тратить что-либо (время, деньги, интерес)  на этих академиков.